Эон. Исследования о символике самости

¹⁰⁸ Опасный аспект правосудия Яхве очевиден в следующем отрывке: «И еще так сказал Всесвятейший, да будет Он благословен: если сотворю я мир мерой милосердия, грехи его будут велики; если строгой мерой правосудия – он не сможет существовать. Посему я сотворю его и мерой правосудия, и мерой милосердия, и да устоит он!»[88] Мидраш на Бытие, 18:23 (мольба Авраама спасти Содом) гласит (от лица Авраама): «Ежели хочешь ты, чтобы мир устоял, то не может быть правосудия абсолютного, ежели хочешь ты правосудия абсолютного, мир не устоит. Ты же хочешь, чтобы были и мир, и правосудие. Ежели Ты не уступишь немного, мир не устоит»[89].

¹⁰⁹ Яхве предпочитает раскаявшихся грешников даже праведникам, и защищает их от своего правосудия, либо прикрывая их рукой, либо пряча под своим троном[90].

¹¹⁰ Ссылаясь на Аввакума, 2:3 («Ибо видение относится еще к определенному времени… и хотя бы и замедлило, жди его»), раби Ионафан говорит: «Если ты говоришь: “Мы ждем [его прихода], Он же не ждет”, то написано: “И потому Господь медлит, чтобы помиловать вас” (Исаия, 30:18)… Но поскольку и он ждет, и мы ждем, что отсрочивает его приход? Божественное правосудие отсрочивает его»[91]. Именно в таком смысле следует понимать молитву раби Иоханана: «Да будет волею Твоею, Господи Боже, видеть стыд наш и созерцать бедствия наши. Облекись в милосердие Твое, покрой себя силою Твоею, окутайся любовью Твоею, препоясайся снисходительностью Твоею, и да будут мягкосердечие и доброта идти пред Тобою»[92]. Здесь Бога призывают помнить о своих добрых качествах. Существует даже традиция, в которой Бог обращается с молитвой к самому себе: «Да будет воля Моя на то, чтобы милосердие Мое подавило гнев Мой, а сострадание Мое возобладало над другими проявлениями Моими»[93]. Данная традиция подкрепляется следующим рассказом:

Раби Ишмаэль, сын Элиши, рассказывал: «Однажды я вошел в святая святых, дабы воскурить фимиам, и там увидел Акатриэля[94] Йа Яхве Саваофа[95], восседающего на высоком троне. И сказал Он мне: «Ишмаэль, сын мой, благослови меня!» И я ответил: «Да будет воля Твоя, чтобы милосердие Твое одолело гнев Твой, а сострадание Твое возобладало над другими проявлениями Твоими, дабы Ты с чадами Твоими мог поступать по милости Твоей, а не по суровым законам правосудия Твоего!» И в ответ он согласно кивнул мне Своею головою[96].

¹¹¹ Вышеприведенные цитаты ясно свидетельствуют о том, к каким последствиям привел противоречивый образ Бога Иова. Он стал предметом религиозных размышлений внутри иудаизма и через каббалу оказал несомненное влияние и на Якоба Беме. В его сочинениях мы обнаруживаем схожую амбивалентность, а именно между любовью и «огненным гневом» Бога, в котором вечно горит Люцифер[97].

¹¹² Поскольку психология не метафизика, никакой метафизический дуализм не может быть ни выведен из ее утверждений касательно эквивалентности противоположностей[98], ни приписан им. Психологии известно, что эквивалентные противоположности суть необходимое условие акта познания и что без противоположностей невозможно никакое различение. Маловероятно, чтобы нечто столь тесно связанное с актом познания являлось в то же время свойством самого объекта. Гораздо проще полагать, что именно наше сознание в первую очередь называет и оценивает различия между вещами и, возможно, даже проводит разграничительные линии там, где различия не заметны.

¹¹³ Я столь подробно обсуждаю доктрину privatio boni потому, что именно она в определенном смысле ответственна за чересчур оптимистическую концепцию зла в человеческой природе и за крайне пессимистический взгляд на человеческую душу. В противовес ей раннее христианство с непогрешимой логикой противопоставило Христу Антихриста. Ибо как можно говорить о «высшем», если нет «низшего», о «правом», если нет «левого», о «хорошем», если нет «плохого»? Лишь с Христом дьявол вступает в мир в качестве реального антагониста Богу, тогда как в ранних иудео-христианских кругах, как уже упоминалось, Сатана считался старшим братом Христа.