Эон. Исследования о символике самости

⁸⁰ Причина этого, как я уже говорил, заключается в доктрине Summum Воnum. Опровергая гностиков, Ириней справедливо замечает, что «свет их Отца подвергнется упреку в том, что не мог осветить и наполнить того, что внутри Его»[53], а именно тень и пустоту. Ему казалось возмутительным и предосудительным полагать, будто внутри плиромы света может быть «темная и бесформенная пустота». Для христианина ни Бог, ни Христос не могут быть парадоксом; они должны обладать единым значением, что справедливо и по сей день. Никто не знал – и очевидно (за немногими похвальными исключениями) и сейчас не знает, – что гибрис спекулятивного интеллекта подвигнул еще древних предложить философское определение Бога, которое в определенной степени обязывало его быть Summum Bonum. Некий протестантский теолог даже дерзнул утверждать, будто «Бог может быть только добрым». Яхве, безусловно, мог бы преподать ему пару уроков в этом отношении, если уж сам он оказался не в состоянии увидеть в этом интеллектуальное посягательство на свободу и всемогущество Бога. Данная насильственная узурпация Summum Bonum, разумеется, имеет свои причины, истоки которых скрыты в глубоком прошлом (однако здесь я не могу вдаваться в подробности). Тем не менее она – подлинное основание концепции privatio boni, аннулирующей реальность зла и обнаруживаемой у Василия Великого (330–379 гг.), Дионисия Ареопагита (2-я половина IV века), а впоследствии, в более полной форме, и у Августина.

⁸¹ Самый ранний автор, у которого можно встретить более позднюю формулировку аксиомы «Omne bonum a Deu, omne malum ab homine», – это Татиан (II в.): «Богом ничего худого не сотворено, – мы сами произвели зло»[54]. Подобной точки зрения придерживается и Феофил Антиохийский (II в.) в своем трактате «Ad Autolucum»[55].

⁸² Василий говорит:

Не почитай Бога виновным в существовании зла, и не представляй себе, будто бы зло имеет особенную свою самостоятельность []. Ибо лукавство не самостоятельно, подобно какому-нибудь животному, и сущности его не должны мы представлять себе чем-то самостоятельным []. Зло есть лишение [] добра… Так и зло не само по себе существует [], но является за повреждениями [] души[56]. Оно не есть нерожденно, как говорят нечестивые, которые благому естеству делают равночестным естество лукавое, признавая то и другое безначальным и высшим рождения; оно не есть и рожденно, потому что, если все от Бога, то как злу быть от Благого?[57]

⁸³ Другой отрывок проливает свет на логику данного утверждения. Во второй беседе «Шестоднева» Василий говорит:

Но неблагочестиво сказать и то, будто бы зло имеет начало от Бога, потому что противное от противного не происходит. Жизнь не рождает смерти, тьма – не начало свету, болезнь – не содетельница здравия… Итак, спрашивают: если зло и не есть нечто несотворенное и не Богом сотворено, то откуда же имеет свою природу? А что зло существует, сего не будет отрицать никто из причастных жизни. Что же скажем на сие? То, что зло не живая и одушевленная сущность, но состояние [] души, противоположное добродетели и происходящее в беспечных [] чрез отпадение от добра. Посему не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия[58].