Эон. Исследования о символике самости

²⁶⁰ Алхимик понимал opus как своего рода апокатастасис, восстановление исходного состояния в «эсхатологическом» одном («конец обращен к началу, и наоборот»). То же самое происходит и в процессе индивидуации, независимо от того, принимает он форму христианского преображения («Если не будете как дети…»), переживания satori в Дзен («покажи мне свое настоящее лицо») или психологического процесса развития, в рамках которого исходное стремление к целостности становится сознательным событием.

²⁶¹ Для алхимика было ясно, что «центр» или то, что мы назвали бы самостью, располагается не в эго, а вне его, «в нас», но не «в нашем разуме», будучи локализовано скорее в том, что мы есть бессознательно, в том «quid», которое нам еще предстоит осознать. Сегодня мы бы назвали это бессознательным, при этом мы различаем личное бессознательное, позволяющее нам осознать свою тень, и безличное бессознательное, позволяющее осознать архетипический символ самости. Такая точка зрения была недоступна алхимику; не имея ни малейшего представления о теории знания, он был вынужден экстериоризировать свой архетип традиционным способом и помещать его в материи, хотя он, как Дорн и, несомненно, многие другие, ощущал, что центр парадоксальным образом находится в человеке и в то же время вне его.

²⁶² «Нетленное лекарство», lapis, утверждает Дорн, нельзя найти нигде, кроме небес, ибо небо «пронизывает все стихии невидимыми лучами, сходящимися вместе со всех сторон в центре земли, и порождает всех существ». «Никто не способен к порождению в самом себе, но [лишь] в себе подобном, из него же [неба] исходящем»[504].

²⁶³ Здесь мы видим, как Дорн обходит свой парадокс: никто не в состоянии произвести нечто без объекта, подобного себе. Однако объект подобен ему потому, что происходит из того же источника. Если он желает получить нетленное лекарство, он может сделать это лишь в чем-то, что близко к его собственному центру, а это – центр земли и всех существ. Этот центр, как и его собственный, происходит из того же первоисточника, то есть Бога. Разделение на разнородные вещи, такие как небо, стихии, человек и т. д., необходимо было лишь для порождения. Все разделенное должно быть снова соединено в камне, дабы исходное состояние единства было восстановлено. Однако, утверждает Дорн, «ты никогда не сможешь из других создать Одно, к коему ты стремишься, если прежде сам не станешь одним… Ибо воля Божья такова, что надлежит праведным осуществлять свое праведное дело, а совершенным – совершенствовать другое… А посему позаботься о том, чтобы ты сам стал таким, какими хочешь ты видеть результаты труда своего, к коим ты стремишься»[505].

²⁶⁴ Объединение противоположностей в камне возможно только в том случае, если сам адепт стал Одним. Единство камня эквивалентно индивидуации, посредством которой человек приходит к целостности; можно сказать, что камень – это проекция объединенной самости. Такая формулировка психологически корректна. Однако она не учитывает тот факт, что камень есть трансцендентное единство. Следовательно, мы должны подчеркнуть, что хотя самость может стать символическим содержанием сознания, она как супраординантная целокупность всегда трансцендентна. Дорн явно признавал тождество камня и преображенного человека, когда восклицал: «Преобразитесь из мертвых камней в живые философские камни!»[506] Однако ему недоставало концепции бессознательного существования, которая позволила бы ему выразить идентичность субъективного психического и объективного алхимического центров в удовлетворительной формуле. Тем не менее он преуспел в объяснении магнетического притяжения между воображаемым символом – «theoria» – и «центром», скрытым в материи, или внутри земли, или на Северном полюсе, как тождество двух крайностей. Вот почему и theoria, и arcanum в материи называются «истина». Эта истина «сияет» в нас, но не от нас исходит: «искать ее следует не в нас, но в образе Бога, каковой есть в нас»[507].

²⁶⁵ Таким образом, Дорн приравнивает трансцендентный центр в человеке к образу Бога. Это отождествление объясняет, почему алхимические символы целостности применимы как к arcanum в человеке, так и к Божеству, а также почему такие вещества, как ртуть и сера, или стихии огня и воды могут обозначать Бога, Христа и Святого Духа. В самом деле, Дорн заходит еще дальше и наделяет предикатом бытия эту истину и только ее: «Далее, дабы дать истине удовлетворительное определение, мы говорим, что она есть, но ничто не может быть добавлено к ней, ибо что может быть добавлено к Одному, чего ему недостает или на что оно могло бы опираться? Ибо не существует ничего, кроме этого Одного»[508]. Единственное истинно сущее для него – трансцендентальная самость, идентичная Богу.