266 Вероятно, Дорн был первым алхимиком, обобщившим всю символическую терминологию и ясно выразившим то, что было движущим мотивом алхимии с самого начала. Примечательно, что этот мыслитель, который гораздо более конкретен в своих формулировках, нежели его последователь Якоб Беме, до сегодняшнего дня оставался совершенно неизвестным специалистам по истории философии. Таким образом, он разделяет судьбу герметической философии в целом, которая для тех, кто незнаком с современном психологией, остается тайной за семью печатями. Тем не менее однажды эти печати придется сломать, если мы хотим понять менталитет наших дней; ибо мать важнейшей субстанции и конкретности современного научного мышления – это алхимия, а не схоластика, которая главным образом ответственна лишь за дисциплину и тренировку интеллекта.
XII. К психологии христианской алхимической символики
267 «Mater Alchimia» может служить названием целой эпохи. Появившись приблизительно в одно время с христианством, алхимия в XVI–XVII вв. положила начало эпохе науки, а сама, непризнанная и непонятая, погибла и канула в потоке столетий. Но как всякая мать была когда-то дочерью, справедливо это и для алхимии. Своим рождением она обязана гностическим системам, которые Ипполит справедливо расценивал как философские и которые, с помощью греческой философии и мифологии Ближнего и Среднего Востока, вместе с христианской догматикой и еврейским каббализмом, предприняли в высшей степени интересные (с современной точки зрения) попытки синтезировать унитарное видение мира, где физические и мистические аспекты играли равноценные роли. Если бы попытка удалась, мы не наблюдали бы сегодня странное зрелище двух параллельных мировоззренией, которые ничего не знают и не хотят знать друг о друге. Ипполит находился в завидном положении, ибо мог наблюдать христианскую доктрину бок о бок с ее языческими сестрами; аналогичные сравнения предлагал и Юстин Мученик. К чести христианской мысли необходимо отметить, что вплоть до Кеплера не было недостатка в смелых попытках объяснить и понять Природу в самом широком смысле на основе христианской догмы.
268 Эти попытки, однако, неизбежно терпели крах из-за отсутствия адекватных знаний о природных процессах. Так, в течение XVIII века возникла пресловутая пропасть между верой и знанием. Вере не хватало опыта, науке – души. Вместо этого наука рьяно верила в абсолютную объективность и усердно игнорировала фундаментальную проблему, а именно что подлинным носителем и источником любого знания является
269 Как и для алхимиков, для гностиков – и в этом заключается их подлинный секрет – напротив, психика выступала как источник знания. Помимо психологии бессознательного, современная наука и философия знают лишь о том, что находится вовне, тогда как вера знает лишь о том, что находится внутри, причем исключительно в христианской форме, которую она приобрела со времен святого Павла и Евангелия от Иоанна. Вера, как, впрочем, и наука с ее традиционной объективностью,
270 Наша христианская доктрина – в высшей степени дифференцированный символ, выражающий трансцендентальную психику, – образ Бога и его свойства, говоря языком Дорна. Кредо – это «symbolum». Он охватывает практически все то важное, что можно установить о манифестациях психики в области внутреннего опыта, но не включает Природу, во всяком случае в узнаваемой форме. Как следствие, в каждый из периодов истории христианства существовали вспомогательные или скрытые течения, стремившиеся к познанию эмпирического аспекта Природы не только извне, но и изнутри.