Единственный аспект социальной напряженности, который был слабо — во всяком случае, по свидетельству крестьян — представлен на этих рубежах, — это трения между ними самими. На протяжении XVII в. потенциал для конфликта внутри крестьянской среды снижался здесь за счет наличия природных ресурсов на нужды очень маленького тогда населения. Когда в 1664 г. старцы Варнавинского монастыря пожаловались, что крепостные князя Степана Татаева, чьи владения прилегали со всех сторон к монастырским угодьям, залезают на монастырскую землю и чинят урон крепостным монастыря, правительственный чиновник, посланный для расследования, призвал «лучших крестьян», старожилов, крестьянских старост и представителей от крепостных соседних помещиков. Те клялись, что и они, и монастырские «сенными покосами помещиковы и вотчинновы крестьяне и м-ские крестьяне изстари все владеют так, кто про себя пожни где росчистили, потому что земля и леса и сенные покосы и всякие угодья меж ими не межевани, спору в том меж ими никогда не бывало и впредь не будет»[457]
. Правда, это свидетельство крепостных из соседних владений, и у монастырских крестьян, может быть, не было возможности сказать свое слово, но вышесказанное тем не менее звучит правдоподобно. Можно было продвинуться дальше в лес и захватить вырубки, поля и бобровые гоны у черемисов, прогнав черемисов, но лес пока был практически бескрайним, и между русскими крестьянами было понимание, что, если понадобится им новое поле, всегда можно деревья подсечь да сжечь. Серьезные противоречия между крестьянами придут только с новым общественно-политическим порядком, когда маленьким общинам придется выбирать из своих рядов рекрутов для петровской армии и в результате перемен в экономике одни крестьяне будут нанимать других в работники.Баковское имение, полученное Шарлоттой Ливен в 1799 г., сохраняло отпечаток приграничности на протяжении XVIII в. Владения, из которых была выкроена ливенская вотчина, были более чем в два раза ее больше. Они принадлежали Михаилу Головкину (впавшему в немилость вице-канцлеру, которого императрица Елизавета сослала в Сибирь), в 1746 г. были дарованы князю Юрию Долгорукову, а затем, в 1747 г., его вдове Елене в пожизненное пользование, но не для передачи по наследству[458]
. Поскольку баковские ревизские сказки от 1720-х и 1744 гг. утеряны, самый ранний документ, описывающий имение (цитируемый в постановлении по тяжбе о правах собственности), представляет собой список деревень с их населением, которые Долгорукова получила в 1747 г.: 267 мужских душ, 306 женских, проживающих в 26 деревнях, очень маленьких. Шесть из них значились починками, то есть появились недавно. Баки, где насчитывалось 20 мужчин и 22 женщины, были вторыми по размеру. В починке Староустье было 33 мужчины и 32 женщины. К 1799 г., по подсчетам удельного чиновника как раз перед тем, как Ливен получила свою долю, там было 37 деревень с общим населением 2352 души мужского пола. Мужское население (как наверняка и женское) за немногим больше 50 лет увеличилось почти в девять раз[459].Это увеличение не может объясняться естественным приростом. Самая старая из сохранившихся ревизских сказок относится к 1782 г.[460]
В ней указаны все, кто жил в этих деревнях по данным на 1763 г., но из вновь прибывших указаны только те, кто появился в период между 1763 и 1782 гг.: в деревнях, которые отошли к Шарлотте Ливен, почти все, как указано, переехали из других деревень имения Долгоруковой или вступили в брак с местными; то же касалось деревень, ставших собственностью Ливен в период с 1782 по 1795 г. Ничто не указывает на то, что Долгорукова переселяла в Баки кого-либо из своих отдаленных имений, и, учитывая, что имение было у нее только в пожизненном пользовании, нет оснований полагать, что у нее могло бы возникнуть подобное желание. Я предполагаю, что в течение всего XVIII в. беглые крепостные и солдаты, крестьяне, предназначенные для рекрутского набора, и старообрядцы продолжали селиться в лесах вокруг Баков и в итоге попадали в переписные книги имения. Порядок проведения податной переписи был направлен на предотвращение таких обманов, но и крестьянам-переселенцам, и вотчинным служащим было на руку скрывать такого рода миграцию.