Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Единственный аспект социальной напряженности, который был слабо — во всяком случае, по свидетельству крестьян — представлен на этих рубежах, — это трения между ними самими. На протяжении XVII в. потенциал для конфликта внутри крестьянской среды снижался здесь за счет наличия природных ресурсов на нужды очень маленького тогда населения. Когда в 1664 г. старцы Варнавинского монастыря пожаловались, что крепостные князя Степана Татаева, чьи владения прилегали со всех сторон к монастырским угодьям, залезают на монастырскую землю и чинят урон крепостным монастыря, правительственный чиновник, посланный для расследования, призвал «лучших крестьян», старожилов, крестьянских старост и представителей от крепостных соседних помещиков. Те клялись, что и они, и монастырские «сенными покосами помещиковы и вотчинновы крестьяне и м-ские крестьяне изстари все владеют так, кто про себя пожни где росчистили, потому что земля и леса и сенные покосы и всякие угодья меж ими не межевани, спору в том меж ими никогда не бывало и впредь не будет»[457]. Правда, это свидетельство крепостных из соседних владений, и у монастырских крестьян, может быть, не было возможности сказать свое слово, но вышесказанное тем не менее звучит правдоподобно. Можно было продвинуться дальше в лес и захватить вырубки, поля и бобровые гоны у черемисов, прогнав черемисов, но лес пока был практически бескрайним, и между русскими крестьянами было понимание, что, если понадобится им новое поле, всегда можно деревья подсечь да сжечь. Серьезные противоречия между крестьянами придут только с новым общественно-политическим порядком, когда маленьким общинам придется выбирать из своих рядов рекрутов для петровской армии и в результате перемен в экономике одни крестьяне будут нанимать других в работники.

Баковское имение, полученное Шарлоттой Ливен в 1799 г., сохраняло отпечаток приграничности на протяжении XVIII в. Владения, из которых была выкроена ливенская вотчина, были более чем в два раза ее больше. Они принадлежали Михаилу Головкину (впавшему в немилость вице-канцлеру, которого императрица Елизавета сослала в Сибирь), в 1746 г. были дарованы князю Юрию Долгорукову, а затем, в 1747 г., его вдове Елене в пожизненное пользование, но не для передачи по наследству[458]. Поскольку баковские ревизские сказки от 1720-х и 1744 гг. утеряны, самый ранний документ, описывающий имение (цитируемый в постановлении по тяжбе о правах собственности), представляет собой список деревень с их населением, которые Долгорукова получила в 1747 г.: 267 мужских душ, 306 женских, проживающих в 26 деревнях, очень маленьких. Шесть из них значились починками, то есть появились недавно. Баки, где насчитывалось 20 мужчин и 22 женщины, были вторыми по размеру. В починке Староустье было 33 мужчины и 32 женщины. К 1799 г., по подсчетам удельного чиновника как раз перед тем, как Ливен получила свою долю, там было 37 деревень с общим населением 2352 души мужского пола. Мужское население (как наверняка и женское) за немногим больше 50 лет увеличилось почти в девять раз[459].

Это увеличение не может объясняться естественным приростом. Самая старая из сохранившихся ревизских сказок относится к 1782 г.[460] В ней указаны все, кто жил в этих деревнях по данным на 1763 г., но из вновь прибывших указаны только те, кто появился в период между 1763 и 1782 гг.: в деревнях, которые отошли к Шарлотте Ливен, почти все, как указано, переехали из других деревень имения Долгоруковой или вступили в брак с местными; то же касалось деревень, ставших собственностью Ливен в период с 1782 по 1795 г. Ничто не указывает на то, что Долгорукова переселяла в Баки кого-либо из своих отдаленных имений, и, учитывая, что имение было у нее только в пожизненном пользовании, нет оснований полагать, что у нее могло бы возникнуть подобное желание. Я предполагаю, что в течение всего XVIII в. беглые крепостные и солдаты, крестьяне, предназначенные для рекрутского набора, и старообрядцы продолжали селиться в лесах вокруг Баков и в итоге попадали в переписные книги имения. Порядок проведения податной переписи был направлен на предотвращение таких обманов, но и крестьянам-переселенцам, и вотчинным служащим было на руку скрывать такого рода миграцию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука