Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Ревизские сказки рисуют очень четкую историю сопротивления браку в Староустье. Сопротивление и среди мужчин, и среди женщин началось с 1720-х или раньше — возможно, приблизительно одновременно с основанием Староустья. До 1782 г. увеличение масштабов отказа от замужества происходило почти полностью за счет открыто старообрядческих семей, а в период между 1782 и 1795 гг. отказ среди «православных» женщин поднялся с 14 до 26 %. Поскольку женщины в возрасте 25 лет и старше, по данным на 1782 г., уже сделали свой необратимый выбор — замужество или стародевичество, — столь резкий подъем уровня сопротивления среди «православных» предполагает необычайный скачок в масштабах отказа от брака среди женщин, которым исполнилось 25 лет в период между ревизиями 1782 и 1795 гг. Скачок был таков, что из номинально православных женщин, которым к 1795 г. исполнилось 25–34 года, более половины (10 из 19) никогда не были замужем, в то время как в той же когорте четыре из пяти женщин-старообрядок оставались незамужними. В десятилетие, предшествующее 1795 г., номинально православные сделали больший вклад в увеличение масштабов женского сопротивления браку просто потому, что их было количественно больше в этой деревне.

В Ижме, по данным за 1763 г., неприятие брака было еще более ярко выраженным, чем в Староустье, потому что крошечное население — всего 46 человек — было, вероятно, единообразно раскольническим. В переписи 1782 г. члены пяти из семи проживавших там в 1763 г. семей были записаны раскольниками; в остальных двух, официально православных, были взрослые неженатые мужчины и незамужние женщины — почти несомненный признак их религиозного инакомыслия. Ижмы не было в списке деревень, составленном в 1747 г., когда имение перешло к Елене Долгоруковой. Либо первые поселенцы еще к этому времени не появились, либо они еще не привлекли к себе внимания переписчиков.

Ижма, несомненно, была, как обозначено в ревизской сказке 1782 г., починком. Она находилась на восточном краю будущего имения Баки Шарлотты Ливен, в глубине леса без проторенных дорог, который даже в начале XXI в. простирается еще на 40 незаселенных километров на восток. Наверняка именно эта обособленность привлекла первых поселенцев-старообрядцев. Обособленность и, как следствие, взаимозависимость кучки дворов-основателей являются, по всей видимости, дополнительным подтверждением того, что, какой бы ни была их официальная позиция, единственные два номинально православных двора были на самом деле старообрядческими. У их жителей не было возможности ходить в православную церковь в Баках через две речные переправы и 40 километров по труднопроходимым тропам, и если бы они действительно были православными, вряд ли другие семьи оказали бы им радушный прием. Ближайшими соседями Ижмы были медведи, волки, лоси и выдры в лесной чаще и реках. Наш источник середины XIX в. по лесной живности в окрестностях Баков сообщает, что рыси к тому времени уже повывелись[480]. Он даже не вспоминает об исчезнувших бобрах, столь важных для черемисов в XVII в., но, по-видимому, истребленных в первой половине XVIII: павших жертвой беспощадного западноевропейского спроса на бобровые шкуры, который оказал столь же опустошающее влияние на бобровую популяцию на новых заветлужских рубежах, как ранее в более дальних северных и западных районах России и в колониальной Новой Англии. И, по всей вероятности, именно в XVIII в. в ответ на спрос на древесину и лесоматериалы в степных районах в нижнем течении Волги на берегах Ветлуги, Усты и Ижмы зародилось лесозаготовительное хозяйство. Это было очень редконаселенное порубежье, и тем не менее ижминские крестьяне, попытавшиеся затеряться в лесах, все-таки оставались в мире, подвластном прихотям внутренних и международных рынков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука