Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Баковские ревизские сказки рисуют тот же брачный сценарий, что и в приходе с. Купля: одни дочери принимали решение выходить замуж, другие — не выходить. В деревне Баки дочь Ивана Федорова Анисья (14 лет в 1782 г.) не вышла замуж, а вот сестра ее Елена (12 лет в 1782 г.) к 1795 г. вышла. В Афанасихе дочь Галактиона Козмина Варвара (17 лет в 1782 г.) никогда не была замужем, а его дочь Парасковья (16 лет в 1782 г.) пошла под венец; у Михаила Сергеева старшая дочь вышла замуж, а младшая нет. В Дранишном и у Макара Васильева, и у Максима Еремеева были старшие дочери замужем, а младшие воздерживались. То же самое у Василия Андреева в Староустье. В Староустье две старших дочери Козмы Андреева никогда не были замужем, а самая младшая вступила в брак. В Староустье же старшая дочь вдовы Татьяны Федоровой вышла замуж, две младшие — нет. В Ижме старшая дочь Петра Леонтьева осталась старой девой, а две ее младших сестры вышли замуж[482]. Есть и другие примеры, где одни дочери выходили замуж, другие нет, а также случаи не совсем ясные, потому что дочь 24 лет в 1795 г. могла позже выйти замуж или умереть старой девой.

Я уже говорил, что та же самая картина брачного выбора — некоторые девушки в семье выходят замуж, другие нет, иногда младшие, иногда старшие дочери идут под венец, в то время как их сестры остаются старыми девами — дает основания полагать, что молодые женщины в приходе с. Купля сами принимали решения о замужестве. Этот тезис — результат дедукции, но он представляется более логичным, чем предположение, что родители решали, какой из их дочерей идти замуж, а какой остаться дома в старых девах. Относительно Купли слабым звеном является отсутствие сведений о том, каким образом молодым женщинам из не признающих брака дворов удавалось уйти из-под родительского диктата.

В Баках механизмом ухода была свадьба уводом (или убегом — здесь трудно отличить одно от другого). В 1836 г. жандармский подпоручик Павел Аверкиев, вследствие бунта против вотчинных управляющих поставленный осуществлять надзор за имением Баки, докладывал, что по местному брачному обычаю от женихов требовалось «всенепременно» уводить девушек в церковь венчаться «тайно», то есть без ведома их родителей. Девушка заранее давала знать о своем согласии, вручая своему ухажеру в зарок полотенце, платочек, ленту или, чаще всего, свой нательный крест. Затем они договаривались о дне, в который парень умыкнет свою суженую[483]. Жених должен был также договориться со священником. Свадьба уводом с предварительным зароком (то есть ухаживание, зарок, увод) была широко распространенным обычаем в некоторых регионах к северу от Волги. Это было частым явлением в среде старообрядцев, хотя не только у них. При этом в заволжских уездах Нижегородской губернии, расположенных сразу на юг от Варнавинского уезда и изобиловавших старообрядцами-поповцами, по некоторым сообщениям, в первой половине XIX в. свадьбы уводом были практически повальной модой[484]. Это, вероятно, преувеличение, но увод мог быть весьма типичным путем к алтарю. По свидетельству подпоручика Аверкиева, баковская земля была северным продолжением нижегородского Заволжья с его традицией тайных свадеб.

И действительно, правительственные чиновники, ведущие расследование по старообрядцам Костромской губернии, в 1852 г. сообщали, что свадьбы уводом были обычным явлением в большой части Варнавинского уезда, выделяя при этом Урень-край, расположенный к северо-востоку от Баков и густонаселенный старообрядцами-беспоповцами, как территорию, где за уводом вместо церковного венчания следовало внебрачное сожительство[485]. Беглые пары из Баков и из Урень-края — первые направлялись к алтарю, вторые нет — почти наверняка принадлежали к разным старообрядческим согласиям. Урень-край был густо населен филипповцами[486]. В Баках же частые убеги, завершавшиеся церковным венчанием, указывают на присутствие спасовцев, поскольку у спасовцев разрешался церковный брак. Между тем беглые баковские молодожены-поповцы тоже, по всей вероятности, венчались в церкви.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука