Баковские ревизские сказки рисуют тот же брачный сценарий, что и в приходе с. Купля: одни дочери принимали решение выходить замуж, другие — не выходить. В деревне Баки дочь Ивана Федорова Анисья (14 лет в 1782 г.) не вышла замуж, а вот сестра ее Елена (12 лет в 1782 г.) к 1795 г. вышла. В Афанасихе дочь Галактиона Козмина Варвара (17 лет в 1782 г.) никогда не была замужем, а его дочь Парасковья (16 лет в 1782 г.) пошла под венец; у Михаила Сергеева старшая дочь вышла замуж, а младшая нет. В Дранишном и у Макара Васильева, и у Максима Еремеева были старшие дочери замужем, а младшие воздерживались. То же самое у Василия Андреева в Староустье. В Староустье две старших дочери Козмы Андреева никогда не были замужем, а самая младшая вступила в брак. В Староустье же старшая дочь вдовы Татьяны Федоровой вышла замуж, две младшие — нет. В Ижме старшая дочь Петра Леонтьева осталась старой девой, а две ее младших сестры вышли замуж[482]
. Есть и другие примеры, где одни дочери выходили замуж, другие нет, а также случаи не совсем ясные, потому что дочь 24 лет в 1795 г. могла позже выйти замуж или умереть старой девой.Я уже говорил, что та же самая картина брачного выбора — некоторые девушки в семье выходят замуж, другие нет, иногда младшие, иногда старшие дочери идут под венец, в то время как их сестры остаются старыми девами — дает основания полагать, что молодые женщины в приходе с. Купля сами принимали решения о замужестве. Этот тезис — результат дедукции, но он представляется более логичным, чем предположение, что родители решали, какой из их дочерей идти замуж, а какой остаться дома в старых девах. Относительно Купли слабым звеном является отсутствие сведений о том, каким образом молодым женщинам из не признающих брака дворов удавалось уйти из-под родительского диктата.
В Баках механизмом ухода была свадьба уводом (или убегом — здесь трудно отличить одно от другого). В 1836 г. жандармский подпоручик Павел Аверкиев, вследствие бунта против вотчинных управляющих поставленный осуществлять надзор за имением Баки, докладывал, что по местному брачному обычаю от женихов требовалось «всенепременно» уводить девушек в церковь венчаться «тайно», то есть без ведома их родителей. Девушка заранее давала знать о своем согласии, вручая своему ухажеру в зарок полотенце, платочек, ленту или, чаще всего, свой нательный крест. Затем они договаривались о дне, в который парень умыкнет свою суженую[483]
. Жених должен был также договориться со священником. Свадьба уводом с предварительным зароком (то есть ухаживание, зарок, увод) была широко распространенным обычаем в некоторых регионах к северу от Волги. Это было частым явлением в среде старообрядцев, хотя не только у них. При этом в заволжских уездах Нижегородской губернии, расположенных сразу на юг от Варнавинского уезда и изобиловавших старообрядцами-поповцами, по некоторым сообщениям, в первой половине XIX в. свадьбы уводом были практически повальной модой[484]. Это, вероятно, преувеличение, но увод мог быть весьма типичным путем к алтарю. По свидетельству подпоручика Аверкиева, баковская земля была северным продолжением нижегородского Заволжья с его традицией тайных свадеб.И действительно, правительственные чиновники, ведущие расследование по старообрядцам Костромской губернии, в 1852 г. сообщали, что свадьбы уводом были обычным явлением в большой части Варнавинского уезда, выделяя при этом Урень-край, расположенный к северо-востоку от Баков и густонаселенный старообрядцами-беспоповцами, как территорию, где за уводом вместо церковного венчания следовало внебрачное сожительство[485]
. Беглые пары из Баков и из Урень-края — первые направлялись к алтарю, вторые нет — почти наверняка принадлежали к разным старообрядческим согласиям. Урень-край был густо населен филипповцами[486]. В Баках же частые убеги, завершавшиеся церковным венчанием, указывают на присутствие спасовцев, поскольку у спасовцев разрешался церковный брак. Между тем беглые баковские молодожены-поповцы тоже, по всей вероятности, венчались в церкви.