Дети староверов-поповцев женились уводом не потому, что их родители отвергали брак. Признание непреходящей правомерности брака и семейной жизни отделяло поповцев от беспоповцев еще до раскола между этими двумя старообрядческими течениями[487]
. Вплоть до конца первой половины XIX в., однако, у старообрядцев были только беглые попы, вышедшие из подчинения официальной церкви и очищенные от никонианской ереси повторным миропомазанием. Они были преследуемы правительством, их всегда не хватало, и даже когда они были, то находились слишком далеко от большинства крестьян. В отсутствие попа-старообрядца желающая вступить в брак заволжская пара поповцев могла это сделать только в ближайшей православной церкви, где священник сначала должен был взять с них обещание перейти в православие и растить детей в лоне официальной церкви. У молодоженов-поповцев не было трудностей с нахождением православного попа, который бы их обвенчал, получив или не получив от них пустое обещание[488]. Убег был ухищрением, позволявшим родителям невесты — которые наверняка почти всегда были в курсе, что к их дочери сватаются, и которые сами, возможно, женились убегом, — сделать вид, что они не знают о ее планах, и избежать таким образом ответственности за венчание православным священником, который в их глазах был еретиком[489]. Родители жениха, с другой стороны, должны были всегда заранее давать свое согласие, потому что жених затем возвращался с невестой в свой родной дом.Однако, если венчание тайком к югу от Варнавинского уезда ассоциировалось в основном с поповцами, не было причин, почему таким же путем не могла жениться и беспоповская пара с, или без, негласного одобрения родителей невесты. Время от времени, по крайней мере, заволжские крестьяне-беспоповцы женились убегом, венчаясь в православной церкви[490]
. В Москве во второй половине XVIII в. беспоповские пары заключали брак убегом и венчались в православных церквях, о чем их родители были осведомлены заранее, но тем не менее разыгрывали изумление и огорчение, именно чтобы не нести ответственность за действия своих детей[491]. В Баках и окрестностях так же, как и в других районах дальше на юг Заволжья, брак убегом у старообрядцев-поповцев не мог не служить соблазнительным примером для беспоповских девушек, которые хотели выйти замуж. В губернии, конечно же, были православные священники, готовые обвенчать старообрядцев без всякого обета последующего обращения[492]. Возможно, родители-беспоповцы действительно возражали против замужества своих дочерей, но, кроме как запереть их в доме, они мало что могли сделать, чтобы помешать дочерям влюбляться в местных парней и идти замуж. В Баках отношение к браку в предположительно старообрядческих беспоповских дворах отлично сочеталось с местным обычаем брака уводом.Единственное, что мы можем с уверенностью сказать о старообрядцах XVIII в. в Баках и их окрестностях, — что среди них было много и поповцев, и беспоповцев и большинство женщин, никогда не бывших замужем, были наверняка из старообрядцев-беспоповцев — записных или скрытых. Мы также знаем, что в XVIII и раннем XIX в. в уезде были старообрядческие скиты. В 1840 г. их разрушили, но все насельники переселились в лесные схроны или деревни — в их числе группа женщин, поселившихся в деревне Песошное к востоку от Ветлуги, в 20 километрах от Баков — и продолжали отправлять различные требы для местного населения. Наш источник не сообщает, были ли какие-то из скитов населены спасовцами[493]
.Ясно также, хотя на основе лишь субъективных признаков, что в XVIII в. старообрядцы составляли значительную часть — возможно, большинство — населения Костромской губернии и, весьма вероятно, подавляющее большинство в Варнавинском уезде. Поскольку статистические данные по староверам, предоставляемые церковью и государством, были смехотворны и свидетельствовали только о том, что оба они отрицали очевидное, я не могу доказать эти утверждения с цифрами в руках. Между тем такие выводы подтверждаются имеющимися свидетельствами (например, из Баков, где священники в 1800 г. жаловались Карлу Хеннеманну, что почти никто из их прихожан не ходит в церковь).