Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Дети староверов-поповцев женились уводом не потому, что их родители отвергали брак. Признание непреходящей правомерности брака и семейной жизни отделяло поповцев от беспоповцев еще до раскола между этими двумя старообрядческими течениями[487]. Вплоть до конца первой половины XIX в., однако, у старообрядцев были только беглые попы, вышедшие из подчинения официальной церкви и очищенные от никонианской ереси повторным миропомазанием. Они были преследуемы правительством, их всегда не хватало, и даже когда они были, то находились слишком далеко от большинства крестьян. В отсутствие попа-старообрядца желающая вступить в брак заволжская пара поповцев могла это сделать только в ближайшей православной церкви, где священник сначала должен был взять с них обещание перейти в православие и растить детей в лоне официальной церкви. У молодоженов-поповцев не было трудностей с нахождением православного попа, который бы их обвенчал, получив или не получив от них пустое обещание[488]. Убег был ухищрением, позволявшим родителям невесты — которые наверняка почти всегда были в курсе, что к их дочери сватаются, и которые сами, возможно, женились убегом, — сделать вид, что они не знают о ее планах, и избежать таким образом ответственности за венчание православным священником, который в их глазах был еретиком[489]. Родители жениха, с другой стороны, должны были всегда заранее давать свое согласие, потому что жених затем возвращался с невестой в свой родной дом.

Однако, если венчание тайком к югу от Варнавинского уезда ассоциировалось в основном с поповцами, не было причин, почему таким же путем не могла жениться и беспоповская пара с, или без, негласного одобрения родителей невесты. Время от времени, по крайней мере, заволжские крестьяне-беспоповцы женились убегом, венчаясь в православной церкви[490]. В Москве во второй половине XVIII в. беспоповские пары заключали брак убегом и венчались в православных церквях, о чем их родители были осведомлены заранее, но тем не менее разыгрывали изумление и огорчение, именно чтобы не нести ответственность за действия своих детей[491]. В Баках и окрестностях так же, как и в других районах дальше на юг Заволжья, брак убегом у старообрядцев-поповцев не мог не служить соблазнительным примером для беспоповских девушек, которые хотели выйти замуж. В губернии, конечно же, были православные священники, готовые обвенчать старообрядцев без всякого обета последующего обращения[492]. Возможно, родители-беспоповцы действительно возражали против замужества своих дочерей, но, кроме как запереть их в доме, они мало что могли сделать, чтобы помешать дочерям влюбляться в местных парней и идти замуж. В Баках отношение к браку в предположительно старообрядческих беспоповских дворах отлично сочеталось с местным обычаем брака уводом.

СПАСОВЦЫ В ВАРНАВИНСКОМ УЕЗДЕ И БАКАХ

Единственное, что мы можем с уверенностью сказать о старообрядцах XVIII в. в Баках и их окрестностях, — что среди них было много и поповцев, и беспоповцев и большинство женщин, никогда не бывших замужем, были наверняка из старообрядцев-беспоповцев — записных или скрытых. Мы также знаем, что в XVIII и раннем XIX в. в уезде были старообрядческие скиты. В 1840 г. их разрушили, но все насельники переселились в лесные схроны или деревни — в их числе группа женщин, поселившихся в деревне Песошное к востоку от Ветлуги, в 20 километрах от Баков — и продолжали отправлять различные требы для местного населения. Наш источник не сообщает, были ли какие-то из скитов населены спасовцами[493].

Ясно также, хотя на основе лишь субъективных признаков, что в XVIII в. старообрядцы составляли значительную часть — возможно, большинство — населения Костромской губернии и, весьма вероятно, подавляющее большинство в Варнавинском уезде. Поскольку статистические данные по староверам, предоставляемые церковью и государством, были смехотворны и свидетельствовали только о том, что оба они отрицали очевидное, я не могу доказать эти утверждения с цифрами в руках. Между тем такие выводы подтверждаются имеющимися свидетельствами (например, из Баков, где священники в 1800 г. жаловались Карлу Хеннеманну, что почти никто из их прихожан не ходит в церковь).

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука