Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Действительно, их цифры хоть и реалистичны, но сильно занижены, что и показал отчет епархии за 1866 г. о том, кто был и кто не был у исповеди. В отчете неисповедовавшиеся были классифицированы таким образом, чтобы минимизировать количество раскольников, оцененное в 13 973 души. Не было произведено отдельного подсчета тех, кто уклонялся от исповеди из-за «склонности к расколу» (формулировка, использовавшаяся в исповедных ведомостях того времени); их посчитали вместе со всеми, кто пропускал исповедь: 195 017 душ. Сюда попали и те, кто представил уважительную причину неявки на исповедь — отлучился из прихода по делам, например, или болел; Министерство внутренних дел сочло бы их всех скопом раскольниками. В общей сложности, явные старообрядцы и те, кто достиг возраста для исповеди (то есть семи лет), но не исповедовался, составляли 22,6 % от православного населения епархии[499]. И это не считая тех, кто подкупал священников, чтобы их записали бывшими у исповеди, и тех, кто бывал у исповеди, но тайно придерживался старой веры. Как минимум еще четверть причисленных церковью в Костромской губернии к православным состояла из старообрядцев.

У Брянчанинова и Арнольди самые лучшие из имеющихся оценок количества членов по согласиям, но они исходят из заниженной цифры общего числа староверов — как минимум в два раза, а скорее всего еще больше. По их подсчетам, в губернии проживало 41 336 старообрядцев-поповцев. Среди беспоповцев спасовцы были наиболее многочисленны — 33 305 душ, «перекрещеванцев» (поморцев и федосеевцев вместе) насчитывалось 30 479[500]. Брянчанинов и Арнольди обошли вниманием филипповцев, которые были в особой силе в Уренской волости Варнавинского уезда и в XVIII, и в XIX вв., возможно, потому, что филипповцы называли себя «христиане-старообрядцы поморского потомства филипповского согласия» (или подобным именем)[501]. Количество официально зарегистрированных старообрядцев в 1861 г. составляло всего лишь 12 209 (4531 поморец, 2016 спасовцев, 319 федосеевцев). Из них две трети, 8095, жили в Варнавинском уезде[502]. Арнольди в своем дневнике указывает ряд приходов в Варнавинском уезде, населенных почти исключительно раскольниками, в том числе д. Семеново, где лишь 200 из 3680 душ были истинно православными. Он утверждает, что «подобная пропорция относится к большей части уезда»[503].

Есть более поздние свидетельства того, что Варнавинский уезд изобиловал старообрядцами и что больше всего спасовцев было в Баках. Годовой отчет Святейшего синода за 1883 г., например, с оптимизмом цитирует сообщения из Костромы о том, что даже в Варнавинском уезде — «в самом сосредоточии раскола» — раскольники уже не чураются православных священников[504]. А из отчета о состоянии дел православного миссионера, ведшего дискуссии со старообрядцами 14 приходов Макарьевского и Варнавинского уездов в мае — июне 1894 г., мы узнаем, что он провел две дискуссии в Баках, на которые являлись спасовцы. В Варнавинском уезде раскол развивается, по его мнению, потому, что в этом уезде очень мало православных храмов: некоторые деревни находятся в 30 верстах от приходских церквей. В таких отдаленных деревнях живут австрийские попы и беспоповские наставники и, пользуясь отдаленностью деревень от церквей, безнаказанно совершают все, что им угодно[505].

Эта хроника дискуссий с раскольниками в основном определяет только одно согласие, принимавшее участие в таких встречах в каждом отдельном приходе. Баки были единственным приходом, в котором участвовали спасовцы, и только спасовцы, так что мы можем предположить, что они были там в большинстве, но можно не сомневаться, что в приходе все-таки были и старообрядцы-поповцы. Брянчанинов и Арнольди отмечали в своем отчете от 1852 г., что среди удельных крестьян Варнавинского уезда и соседнего владения князя Ливена, то есть имений Баки и Ильинское, унаследованных Кристофом, а затем его братом Карлом, особенно активны были перекрещеванцы и что почти все браки заключались убегом и без совершения таинства священником[506]. Согласно газетной статье 1879 г., в Варнавинском уезде почти никто не ходил в православную церковь, большинство браков совершалось старообрядческими священниками, раскольничество открыто распространялось и женщины особенно легко вербовались в то или иное согласие[507].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука