Эпифания викария Тшаски

За ксёндзом Янечком с шипом закрылись двери автобуса, который привез его назад в плебанию. В костёл он не пошел, поскольку был для этого ужасно уставшим, только махнул людям рукой — толпа единогласно вздохнула — а викарий уже закрывал за собой двери фары. В кухне за столом сидел отец настоятель с телефоном у уха. Увидав ксёндза Тшаску, он замолчал, но трубки не отложил. Он не поприветствовал своего викария, только медленно провел его взглядом — от двери до холодильника, Янек вынул йогурт, от холодильника до двери. Когда Тшаска закрыл ее за собой, отец настоятель вернулся к беседе, слышен был бубнящий тембр его голоса, хотя слов было и не разобрать.

Викарий поднялся по лестнице к себе в комнату. Открыл шкаф — Иисуса не было. Янек упал на кровать, спиной оперся о стену. Господи мой, Господи, почему ты меня покинул? — произнеслось само собой. В качестве ответа в кармане завибрировал телефон. Ксёндз с трудом выпрямился, достал жужжащую мобилку, поглядел на экран — «Ендрек». Брат. Братишка. Какое-то время он касался большим пальцем кнопки с зеленой трубкой, колеблясь — и в то же самое время зная, что на звонок ответит. В конце концов, это же брат звонит. Щелк, длительный сигнал прервался, маленький демон в трубке заговорил голосом находящегося на расстоянии в триста километров брата:

— Привет, Ясь.

— Привет, Ендрек.

Находящийся в Варшаве Анджей Тшаска вздохнул, набираясь духа перед разговором, словно ловец жемчуга, готовясь спуститься под воду.

— Янек, во что они тебя суют? — спросил брат.

— О чем ты говоришь?

— Боже, Янек, вот только не надо со мной этих хохм. Даже в Ваше все об этом гудят: гуру, исцеляет наложением рук, святой человек. Так во что ты влез, старик? Кто тебя во все это втягивает?

Кто. Кто. Ясный перец, братишка, малыш Ясь наверняка поддался подсказкам нехороших людей, в конце концов, я же такой глупенький и наивненький, и как только я убрался с глаз большого Ендрека, я тут же влез в какие-то неприятности.

— Янек, я к тебе обращаюсь, ты меня слышишь? Скажи, кто тебя во все это затаскивает? Я приеду, и мы избавимся от этого типа, я помогу тебе.

Ну ладно, братец.

— Иисус.

— Что ты сказал? — Анджей еще не снял ног со столешницы, но уже выпрямился в кресле.

— Я сказал: Христос.

— Мужик, вот только не вешай мне лапши на уши вашу священническую болтовню. Я понимаю, ясно, ты предоставил свою жизнь Иисусу, и если сейчас лезешь в какие-то неприятности, это означает, что это Иисус поставил их перед тобой. Сам я семинарий, возможно, и не кончал, но таскался на говенья[73], так что наслушался, дай боже каждому. Я хочу тебе помочь, так что скажи, кто тебя во все это тянет. Какая-то баба? Или кто?

— Христос.

— Бляха-муха, Ясек…

— На самом деле, Ендрек. Просто Иисус явился мне. Физически. Пришел ко мне. Во плоти. Понимаешь?

По другой стороне телефонных кабелей и пустоты, введенной в вибрацию радиоволной, воцарилось молчание. Губы Анджея Тшаски не произнесли ни единого слова, которые посредством микрофона мобильного телефона могли бы улететь в эфир, записываясь в беспорядочном хаосе жестких дисков, смонтированных на шпионских спутниках. Старший из братьев Тшасок с извращенным наслаждением мазохиста вслушивался в себя: как я отреагировал, что чувствую, кем являюсь, когда именно сейчас — сейчас — происходит, исполняется наихудшая из возможных версий событий. Вижу ли я уже перед собой все последствия, знаю ли уже, что принесет жизнь сошедшего с ума брата-ксёндза?

— Анджей? — спросил Янек, ибо братская связь выявляет больше, чем цифровой сигнал между двумя мобильниками.

— Ясь… Приезжай побыстрее в Варшаву, парень. Сегодня. Или же нет, я сам за тобой приеду…

— Исключено. У меня здесь задание. Передо мной его поставил Христос.

— Парень, тебе надо идти к врачу. Я заберу тебя к самому лучшему специалисту, год-два, и будешь как новенький, после чего спокойно вернешься к работе в универе. Я же знал, курва, что в нервном плане ты этого не переживешь, знал же. И виноват в этом долбаный Зяркевич. Но ничего, не беспокойся, с этим лже-епископом мы справимся, Ясек, вместе справимся. Не беспокойся. Все будет в норме.

Анджей уже нашел себя в мире новых забот, он бросился в хлопоты головой вниз, широкими взмахами царственных рук обуздал их и вынырнул на поверхность. И снова молчание, в микрофон сочится лишь обыденный шум дыханий — того воздуха, которое выпихивается из легких, язык не укладывает в слова.

— Ты давно не звонил мне, Ендрек… — неожиданно произнес викарий, прослеживая взглядом за развитием трещин на потолке.

— Ты о чем? — ответил Анджей, постепенно фокусируя мысли на бессмысленном замечании брата.

— Я о том говорю, что в принципе, так ты всегда видел меня в заднице. И верно, вот зачем было тебе обо мне беспокоиться, раз это именно ты был надеждой родителей, это ты был первородным, умным, красивым…