Эпикур

В конце памятного афинянам «Года царей», когда Деметрий, избранный, как некогда Филипп и Александр, гегемоном Греции, собирался в поход на Македонию, отец неожиданно вызвал его в Азию. Над Антигоном сгущались тучи, в ответ на его успехи остальные цари выступили против старого полководца объединёнными силами. С севера наступали Кассандр и Лисимах, с юга угрожал Птолемей, с востока же надвигался Селевк. Правитель восточных земель вёл пятьсот боевых слонов, которых получил от царя Чандрагупты в обмен на свои индийские владения, завоёванные когда-то Александром.

В страшной битве при Ипсе Антигон погиб, его и Деметрия войска были разгромлены, Деметрий с остатками войска отступил в Эфес и оттуда отплыл в Афины, которые считал своим главным портом в Греции. Но на половине пути его встретили афинские послы и объявили, что принят закон не впускать в город никого из царей. Деметрию остались верны только Коринф и Мегара. В перекроенном мире Афины, да и многие другие города Греции на небольшое время оказались независимыми.

Вождями свободных Афин стали вернувшийся Демохар и воспитанник Академии Лахар. Лавируя между Кассандрой, Лисимахом и Птолемеем, Демохар сумел упрочить положение Афин. Когда через год после битвы при Ипсе Кассандр снова попытался подчинить себе Грецию, Афины в союзе с Этолией остановили его.

В то время город ещё сохранял положение столицы философов. Как раз тогда выступил со своим учением Зенон Китийский, странный человек с немного вывернутой от природы шеей. Эпикур не раз встречался с ним прежде. Новоявленный сколарх в юности не помышлял о философии и приехал в Афины с родного Кипра, чтобы встретить ценный груз, в который вложил всё своё состояние. Но груз потонул, и несчастье бросило разорившегося купца к Кратету. Несколько лет Зенон был киником, потом учился у Полемона в Академии, наконец уехал в Мегару к великому спорщику Стильпону. Теперь он расположился со своими приверженцами в Пёстрой стое и выступил с учением, в котором Гераклитов Огонь сливался с пифагорейской системой мира и обожествлением судьбы.

Но прошло ещё два года, и усилившийся Деметрий начал завоевание Греции. Кассандр умер, в Македонии началась смута, это развязывало руки завоевателю. Деметрий вошёл в Аттику и осадил Элевсин, война становилась всё ожесточённее, в Афинах всё больше ощущалась необходимость в твёрдом руководстве. Воспользовавшись тем, что Демохар уехал к Лисимаху просить помощи, Лахар захватил власть. Он обвинил в измене Демохара и многих других, некоторых только за то, что они были богаты. Он раздал беднейшим гражданам часть конфискованного имущества, другую сделал собственностью государства, то есть своей, поскольку имел почти неограниченную власть. Потом завёл личную охрану и стал призывать народ к войне до победы. Победы между тем не было, Деметрий получил подкрепления с Кипра, вскоре ему удалось блокировать город с моря, а немного погодя и с суши. Пирей сдался без боя, вся Аттика, за исключением Афин, была уже в руках Деметрия, подвоз продовольствия полностью прекратился. Это тянулось уже больше года. Наёмники Лахара обшаривали дома, отбирая «излишки», цены на продукты стали неслыханными, но шло к тому, что еды нельзя будет достать ни за какие деньги. Будь в Афинах любая нормальная власть, город давно бы заключил с Деметрием мир на любых условиях, но Лахар предусмотрительно отобрал у граждан оружие, а с выражавшими недовольство был беспощаден. Похоже было на то, что Лахар предпочёл сдаче голодную смерть и делает всё, чтобы она постигла не его одного.

Этот день в общине Эпикура мало чем отличался от других. Встали рано, завтрак состоял из воды и пары оливок. Обменявшись невесёлыми шутками, принялись за обычные дела — работали по саду и переписке книг. Всё было как всегда, только двигались медленнее, труднее было сосредоточиваться, а глаза сами то и дело обращались к веткам, на которых уже завязались плоды. Но пока эти терпкие твёрдые шарики давали только детям. День был жаркий, время до обеда тянулось бесконечно. Обедали, как было издавна заведено, вместе со слугами. Сегодня Федрия сварила бобы, на всех получилось меньше, чем в обычное время мог бы съесть за обедом один. Федрия раскладывала их в тарелки по счёту. Десятилетний Эпикур-малыш и двухлетняя Пифоника получали полуторную порцию. Детей в общине осталось двое — дочка Идоменея и Батиды, ослабленная голодом, умерла зимой от болезни. Как ни старались сотрапезники есть помедленнее, тарелки опустели почти сразу. Дальше питались разговорами и водой, подкислённой отваром из того, что осенью должно было стать яблоками. Сами вываренные плоды мгновенно исчезали в желудках детей.

   — Какой-то шум на улице, — сказал Мис и пошёл узнавать, что случилось. Вскоре он вернулся несколько ошеломлённый и сообщил: — Говорят, Лахар сбежал!

   — Вот это прекрасно! — воскликнул Эпикур. — Надеюсь, в Афинах не найдётся больше сумасшедшего, который требовал бы войны до победы.