Эпикур

   — Кстати, ты всё ещё считаешь себя счастливейшим человеком на свете? — спросил Эпикур.

Деметрий с хмурой улыбкой заглянул в истощённое лицо философа:

   — А ты?

   — Ещё бы! Вволю поесть после такого голода!

   — Благодари Лахара, что помог тебе испытать эту радость, — скривился Деметрий. — Но ты уклоняешься от темы.

   — Что ж, — согласился Эпикур, — Начну с того, что я не верю в божественные установления, а значит, и в справедливость, данную свыше. Посуди сам, если признать, что миры рождаются, то надо принять и то, что было время, когда в нашем мире появились люди. Но нелепо полагать, что они могли возникнуть сразу со всеми своими обычаями и уменьем говорить. Этому противоречит разнообразие языков и обычаев. Ясно, что сперва люди мало отличались от зверей, хотя и были от природы наделены разумом. Они жили стаями, как волки, и только постепенно от беспорядочных звуков перешли к осмысленной речи.

   — Хочешь сказать, что они вообще не знали справедливости? — спросил Деметрий.

   — Конечно, — кивнул Эпикур. — Но с появлением речи они стали договариваться между собой ко взаимной выгоде и образовывать общества, сперва простые, потом более сложные. Наконец, появились писаные законы. Но никакое соглашение невозможно без соблюдения правил. Стремление жить по этим правилам я и называю справедливостью. Поэтому у каждого народа понятие о справедливости своё, и все они по-своему правы. Конечно, в разных договорах много общего, например, всюду справедливой считается честность по отношению к соплеменникам.

   — Так. А какое устройство справедливей — демократия, олигархия или царская власть?

   — И то, и другое, и третье в своё время и в своём месте. Общество существует для удобства и безопасности граждан, и если они склонны к какому-то устройству, то его и сочтут справедливым.

   — Ну а какого правителя ты счёл бы справедливым, хитроумный Эпикур?

   — Естественно, такого, который будет хранителем договора и станет его соблюдать или изменять для общей пользы.

   — А Лахар был справедлив?

Эпикур засмеялся:

   — Лахар, государь, был платоником и считал, что знает законы высшей справедливости, а ради её достижения оправданны любые жертвы, тем более чужие.

   — Твои мысли о природе власти, как о договоре членов общества, любопытны, но наивны, — сказал Деметрий. — Власть — это право сильного, право завоевателя. Крон получил власть, потому что подстерёг и оскопил Урана, Зевс — потому что в бою победил Крона. Четыре года я возился с вами, чтобы вернуть себе Аттику, и вот вы сдались. Теперь я имею право делать с вами что захочу. Я мог бы казнить вас всех, как вы сами это когда-то сделали с жителями мятежного Мелоса. Это было бы законно, а значит, справедливо. Но я великодушен и люблю Афины. Я хочу, чтобы вы жили в своём городе, занимались науками и ремёслами и хранили бы в душе благодарность к тому, кто с вами так гуманно обошёлся. Вот это и будет справедливое поведение.

   — Твои слова вовсе не противоречат моим. Ты ведь тоже говоришь о договоре. Мы должны платить послушанием за твоё великодушие.

   — Может быть, договор, — прищурился Деметрий, — а может быть, долг недостойного повиноваться величию сильного. В любом случае полной самостоятельности вы не заслужили. Но я не желаю вмешиваться в ваши внутренние дела. В этих пределах действительно есть место для твоего договора. Так вот, наместник Диогена, твоя праведная жизнь и стойкость заслуживают награды, и сейчас ты получишь от меня поистине царский дар.

   — Благодарю, государь, я уже получил всё, что желал. А большего мне не нужно.

   — Погоди, ведь ты не знаешь, о чём речь, — остановил философа Деметрий. — Я подарю тебе самый прекрасный и прославленный город Эллады. Ты будешь правителем Афин!

Эпикур от неожиданности потерял дар речи, а Деметрий, наслаждаясь произведённым впечатлением, продолжал:

   — Я подумал об этом назначении, когда увидел тебя. Ты словно создан для этой роли. Ты честен, не корыстен и известен этим всему городу. Можно надеяться, что твой спокойный нрав хорошо подействует на твоих не слишком уравновешенных сограждан. Что касается умения управлять, то, насколько я знаю, со школой ты справляешься неплохо.

   — Государь, — ответил Эпикур, — как же я могу быть правителем, когда учу, что стремление к власти и славе не относится не только к необходимым стремлениям, но даже к естественным!