Читаем Эпитафия полностью

От правды и жизни мне добрая миля,

Другую планету себе приобрёл.

На ней все вверх дном как будто под спиртом.

Здесь кажется все вечным сном.


В нем ужаса краски, темней самой смерти,

А горечь до пульса потери берет,

А счастье тут сыплется с рога беспечно

И вечно бросает вдруг в дрожь и вдруг в пот.


Проклятие


Я не хочу умирать, но

Жизнь убегает за стрелкой,

Что гуляя по кругу-кокетка

Мой час урезает по меткам.


Мне не наскучит дышать и

Я буду вечно стремится!

До пепла сгореть лишь

Обратно в жизнь обратиться.


Если в итоге вечность проглотит.

Мой век, сжимая в минуту

И я не вернусь для вас в танце букашки

И как бог не посмотрю вниз.


То этот стих станет миру проклятьем

И панихидой всем судьбам.

Я так любил дышать, но

Лёгкие время погубит.


О стихах


Пишу, стираю снова, снова.

Бумаги клочья там и тут.

На них вся жизнь печаль и остов,

Того что испустило дух.


Заполнил их не я, уж точно.

Пусть чем-то он, да и похож,

Один язык и схожий почерк.

Повсюду кляксы, чирк да черк.


Пусть где-то холод, нет эмоций,

А где-то буря и сумбур.

Все это летопись историй

Всех версий человека рук.


Чернила друг родной, свидетель.

Моей израненной души.

Они лишь знают, что на свете,

Когда-то я немного жил.


Судьба тела


Рукой провёл нащупал кости,

Лишь их оставят Трупоеды после.

А сердце как забилось громче.

Приняв, что остановит ритм свой вовсе.


Теперь дыхание сковало цепью,

Его мне не забрать с собой под землю.

Ох, ноги знаю вы готовы к бегу,

Но от судьбы другого хода нету.


За каждой мыслю кроется лавина,

Но даже это рухнет как плотина.

Великий разум созревал пол века

И вот он обратился в кучу мертвых клеток.


Как титры жизни чёрная могила.

Кому-то прах по ветру, как альтернатива.

Тебя я не забуду родные будут клясться,

Но и они прилягут разлагаться.


Падший ангел


Демон пернатые крылья.

До ужаса остры рога

И сердце его разбито,

Ведь он проклинает себя.


Руки все кровью залиты,

Он на коленях стоит.

Сердце его разбито

И долбит бешеный ритм.


Нимб его ярче неона,

Улыбка скрывает печаль.

Дышит искусственно ровно,

Хоть в мыслях ужасный пожар.


Сердце остыло в ладонях,

Не чувствуют пальцы стук.

Демон упал средь поля,

Тысяч искусственных судьб.


Кровь его жизнью наполнит,

Весь умирающий мир,

Который питается болью

Людей что сам породил.


***


Небо ясно, чисто поле.

В бой шагали мертвецы.

За победу в этой бойне

Всем цинковые гробы.


Жив остался, ясно чудо.

Ну держи на грудь медаль!

Так дешевле пусть и с пробой

Хоть не нужно зарывать.


Тонны стали и тротила,

Сотни ружей и ножей.

Чёрный порох, запах дыма,

Мать земля во ртах детей.


Поле нежное изрыто,

Будто псами чей-то труп

И телами всё накрыто,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Движение литературы. Том I
Движение литературы. Том I

В двухтомнике представлен литературно-критический анализ движения отечественной поэзии и прозы последних четырех десятилетий в постоянном сопоставлении и соотнесении с тенденциями и с классическими именами XIX – первой половины XX в., в числе которых для автора оказались определяющими или особо значимыми Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Вл. Соловьев, Случевский, Блок, Платонов и Заболоцкий, – мысли о тех или иных гранях их творчества вылились в самостоятельные изыскания.Среди литераторов-современников в кругозоре автора центральное положение занимают прозаики Андрей Битов и Владимир Макании, поэты Александр Кушнер и Олег Чухонцев.В посвященных современности главах обобщающего характера немало места уделено жесткой литературной полемике.Последние два раздела второго тома отражают устойчивый интерес автора к воплощению социально-идеологических тем в специфических литературных жанрах (раздел «Идеологический роман»), а также к современному состоянию филологической науки и стиховедения (раздел «Филология и филологи»).

Ирина Бенционовна Роднянская

Критика / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия