... Видишь это на войне – да, страшно - но совсем иначе воспринимаешь, а здесь-то страшней, потому что там думаешь все равно о том, что тебя самого не зацепило, что повезло, а если зацепило – радуешься, что остался в живых, что сможешь выкарабкаться, а тут... они все будут жить? Как? С такими ранениями? Протезы поставят... протез стоит больше, чем один солдат... кому в армии нужны инвалиды?
- Здесь тяжелых принимают, а вы-то что здесь стоите? – спросила медсестра.
- Извините.
Анакин хотел ретироваться в коридор направо – казалось, именно оттуда он пришел. Его снова окликнули.
- Там операционные, вы что, совсем того?
Он повернулся, извинился снова и тогда, наконец, смог сориентироваться, но упершийся в спину строгий совсем неженский взгляд чувствовал еще долго. А еще он чувствовал, что слабеет, что боль в ноге уже приближается к отметке «невыносимо», что в висках тяжелым молотом стучит кровь, и что перед глазами уже темнеет. Он выбрался в одну из рекреационных комнат и там опустился на диван. Откинулся на спинку, закрыл глаза и решил подождать, пока боль пройдет или хотя бы утихнет.
Сколько прошло времени, Скайуокер не знал. Сквозь дрему почувствовал, что кто-то сел рядом. Потом услышал участливый голос:
- Тебе плохо?
Открыл глаза, но головы не повернул, ответил:
- Нет.
- Вызвать носилки?
- Не надо, - уже жестче.
Минут через пять Анакин встал. Сделал несколько шагов, почти ровных – как ему показалось, Кеноби окликнул его:
- Ты куда? Нам в другую сторону.
Развернулся, сориентировался. Рыцарь все время шел рядом. И вдруг произнес.
- Ты не представляешь, как я был рад увидеть тебя на Триибе. Вот уж кто, а ты не должен был рисковать жизнью. Ты очень хороший человек, Анакин. Ты поступил как...
- Значит так, - перебил его Скайуокер. - Я – не добрый и не хороший. Я делаю свою работу. Я делаю ее хорошо. Лучше многих.
- Ты просто все время стараешься казаться другим.
... А вот этого не надо было говорить.
Анакин понял, что находится на пределе. В любое другое время он бы промолчал. Или отреагировал бы иронией. Но сейчас он и ноги-то переставлял с трудом, и контролировать свою речь – точнее, свои нервы - стало еще тяжелее. Он остановился, повернулся к Кеноби и, встретившись с ним взглядом, холодно поинтересовался:
- Так на Татуине я казался другим или я был другим?
Кеноби этого взгляда не выдержал.
В рекреационной комнате Анакин кивком ответил на приветствие Гранци и действительно пожалел о «приказе», от которого отдавало разве что самодурством.
Они прошли в коридор – около шкафа мелькнула темная головка медсестры, и Скайуокеру на миг показалось, что это не Хедда. Джедай успел бросить ей «все в порядке», а потом прошествовал за ним в палату. Анакин сел на кровать и прислонился к стенке.
- Извини, - сказал рыцарь. - Я не думал, что ты это так поймешь.
- А что тут понимать. Тогда я был чудовищем, и на меня было противно смотреть. А теперь тебе столь же противна мысль о том, что именно это чудовище вытащило тебя из дерьма. Куда приятнее думать, что тебе помог добрый хороший человек... с чистыми помыслами и благими намерениями. Какой милый самообман. Или действительно не доходит, что «тот» я и «этот» я – это один и тот же человек?
- Я не считаю, - Кеноби запнулся, - не считал тебя чудовищем.
- Да мне-то какая разница.
- Значит, самообман – это не ко мне. Если ты говоришь, что разницы нет.
- Я повторю: ее нет.
- Ты говоришь, как мальчишка.
- Я и есть мальчишка. Что с того, что я командую дредноутом или могу в одиночку перебить сотню тускенов. Я все равно мальчишка.
- Пусть. Ты не можешь забыть Татуин, потому что...
- ... я не люблю забывать.
- Ты был в состоянии аффекта.
- Нет. Это была хорошо спланированная и блестяще проведенная операция. Почти идеальная зачистка лагеря... тех самых мирных жителей, женщин и детей, которых тебе так жаль. Наверно, одна из лучших моих операций. Как и вытаскивание одного джедая из плена.
- Ты ведь так не думаешь на самом деле. Ты просто наговариваешь на себя, потому что тебе хочется разозлить меня...
- Я говорю правду.
- Анакин, я вполне способен учитывать обстоятельства. Ты хотел быстро провести испытания, но на корабле были диверсанты, потом был тот неудачный сорванный рейд. И когда после этого всего у тебя погибла мать, ты был не в состоянии...
- Обстоятельства не имеют значения. Только решения, которые ты принимаешь. Я бы не изменил этого решения. Даже сейчас.
- Это не так, и ты это знаешь.
- Это так.
- Пусть будем по-твоему. Но я почему-то верю, что ты так больше не поступишь.
- Ты прав. Мне больше не за кого мстить.
- Анакин, мне жаль.