Но был и другой путь решения проблемы оплаты в конце строительства или зимой, когда электромонтажная работа имеет мизерный объём или её практически нет. Помню, что на начальном этапе моей работы я был назначен дублёром к одному из прорабов, очень добродушному, кстати, и порядочному человеку. Как-то во время одной из бесед на вольную тему он неожиданно выдал такой постулат, который я тогда не понял: «Каждого из прорабов через два – три года работы надо просто брать и сажать в тюрьму на пару лет. И он не должен сопротивляться, т. к. если начнут разбираться, то могут посадить и на пять». А вот другой – начальник участка Михаил Иванович Лизунов, который был переведён на ударную стройку в Липецк из Череповца как квалифицированный электромонтажник, и которому я очень благодарен за опыт не только в работе, но и в жизни, говорил: «Без финансовых отклонений проводить строительные работы невозможно. Нарушать иногда придётся, чтобы разрулить проблемы производственного процесса. Но не бери себе ни копейки. Обнаружат нарушение: не брал себе в карман – накажут, в крайнем случае, уволят. Если возьмёшь в свою пользу хоть чуть-чуть – посадят». И это стало моим принципом на всю оставшуюся жизнь: за деньгами я никогда не гнался, но они почему-то сами приходили ко мне на законных основаниях, и от безденежья я не страдал никогда, возможно и потому, что жил до этого в трудных послевоенных условиях без финансовых излишеств.
А времена по отношению к финансовым нарушениям были строгими и даже жестокими. КПСС объявила непримиримую борьбу с приписками и демонстративно обнародовала примеры серьёзных наказаний. И как быть, если категорически нельзя, а другого выхода нет. Меня, например, невероятно угнетало, когда при закрытии нарядов и при подписании их бригадиром звучало: «Маловато. У нас же семьи, дети». Поэтому, в конце концов, я отбросил сомнения и выбрал авантюрный путь приписок в нарядах. В периоды минимума хорошо оплачиваемой работы я придумывал, а попросту говоря, «высасывал из пальца» и вписывал в наряды то, что можно было бы выполнить, но не делалось, а проверить это – сложно. К чему это вело? Естественно в планово-финансовом отделе электромонтажного управления замечали приписки (они же ведь знали, что работы-то нет, и ждали финансовых нарушений). И с меня, за время моей работы, два раза по приказу за приписки в нарядах вычитали 20 % от зарплаты. Но ведь все же знали, что я не по собственной воле оказался в таком положении. Да и не только я так делал. Поэтому через пару месяцев мне начисляли премию «за хорошее выполнение производственного задания» в том же размере, что и вычитали с меня. Таким вот образом в действительной жизни велась «непримиримая борьба с приписками». Да и в целом, ни в каких чёрных списках в управлении я не числился. Более того, по результатам работы на строительстве смолодоломитной фабрики, выпускающей огнеупорный кирпич для кислородных конверторов, выплавляющих сталь, меня утвердили участником ВДНХ за применение прогрессивных методов электромонтажа. Свой портрет видел в павильоне «Строительство», когда проезжал через Москву в Иваново для посещения родственников. Но самым важным в моём решении финансовых проблем с рабочими было то, что никто из них никогда не просил наряды заранее, будучи всегда уверенным, что я не обижу при оплате. Всегда, не противясь, шли выполнять даже самую непрестижную и неквалифицированную, но очень нужную в данный момент работу. И я «держал марку», причём особенно с одной бригадой, которая всегда оставалась со мной, когда некоторые бригады из-за отсутствия фронта работ временно переводились от меня на другие объекты. Бригадиром был Николай Михайлович Самодуров – спокойный, всё знающий и понимающий специалист высочайшего класса, собравший в бригаду молодых ребят и настраивающий их на добросовестное и качественное выполнение работы. И они, как будто его собственные дети, всегда слушали его и отлично делали её независимо от того, сложная она или совсем пустяковая. При этом совершенно не требовался унижающий специалиста контроль и последующие за ним замечания.