Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

Опираясь на социальную структуру древнерусского общества, вслед за княжеско — государственной ступенью социальной иерархии писатель естественно переходит на следующую ступень — церковно — религиозного влияния. Писателя интересуют не церковно — религиозные догматы христианского учения, а нравственно — этическая сущность той веры, что охватывала и объединяла все слои древнерусского общества. Как и во всяком другом явлении или событии далекого исторического прошлого, писатель стремится обнаружить национально — патриотическую, объединительную сущность той политики, что проводила церковь.

Если в связи с образом Дмитрия (уровень государственной власти) идея искупления обретала социальные формы и характер (грех осознавался как межкняжеская рознь), то в связи с образами служителей культа (церковная власть) идея искупления обретает преимущественно нравственно — философский характер: грех осмысляется как грех вероотступничества и отказа от христианских (общенародных) идеалов, и, как следствие, — нравственное и духовное ослабление и оскудение нации. Именно под этим углом зрения — роль церкви в духовном сплочении и единении нации и народа — и оцениваются и воссоздаются образы священнослужителей в романе. Социальное не отрывается от морального, скорее наоборот: отказ от духовных заповедей, по мнению автора, ведет к разрыву человеческих связей во всех сферах: «неправедный, отступив от веры в гневе или сомнении своем, во братоубийственных яростях погибнет» (с. 231). Так осмыслена писателем взаимосвязь и взаимозависимость различных сфер проявления человеческих отношений.

Образ Сергия Радонежского прочно вошел в национальную память, стал святыней отечественной истории, образцом нравственной силы, морального авторитета русского народа. Лебедев в образе Сергия усиливает черты подвижнического служения не только интересам церкви и государства, но самоотверженного служения народу и отечеству. Сергий сознательно поставил свои интересы на службу объединительным устремлениям московских князей, и главным образом не в области социально — политической (прекращение междоусобий), но в морально — духовной (духовное национальное единение)[250].

Несмотря на всю значимость и значительность образа Сергия, в романе он занимает более скромное место, чем, например, образ князя Дмитрия, однако это не означает, что и роль его в идейно — образной структуре романа меньше. Как ни странно, отсутствие сюжетного действия, связанного с образом преподобного Сергия, вовсе не ощущается в романе. Хотя герой участвует непосредственно всего в нескольких сценах, появляется на страницах романа достаточно редко, но незримое его присутствие ощущается постоянно. И дело даже не в том, что о нем упоминают персонажи (Дмитрий, Алексей, Пересвет и другие), но в том, что обилие «света» в романе заставляет ощущать силу духовного воздействия Сергия на соотечественников. «Вера христианская есть свет и любит свет», — говорится в сочинении Филарета[251], и в романе Лебедева образ света нередко замещает конкретный образ непосредственного служителя культа.

Отсутствие сюжетных перипетий, связанных с личностью Сергия, было, по — видимому, продиктовано опасностью деэстетизации образа героя. Поэтому можно говорить о том, что образ Сергия, хотя и имеет индивидуальную портретную характеристику (автор, как и в предшествующих случаях, неоднократно подчеркивает одни и те же черты его облика: «бледное, в продольно павших складках, тонкое и сухое лицо», с. 226, 377, «прямая спина» и т. п.), создается в романе как бы опосредовано, через мысли и деяния, образы и личности других персонажей.

Народ — еще одна социальная ступень постижения истории в романе Лебедева. Наряду с князем, боярством и церковью народ входит в общую феодальную структуру древнерусского общества. Самая низкая с точки зрения социальной, эта ступень — самая высокая в романе с точки зрения нравственно — этической. «Мнение народное» — это главный камертон, по которому выверяется «добронравие» князя, «братолюбие» бояр и князей, благочестие и «веролюбие» служителей церкви.

Летописные свидетельства, как известно, не сохранили для истории имен простолюдинов, смердов, горожан, которые испили общую искупительную чашу на Куликовом поле. Поэтому писатель не связан пределами какого — либо исторического лица, но создает обобщенный вымышленный образ, воплощающий в своей судьбе судьбу народную. Именно так, в единстве с подлинными историческими героями, образы вымышленных лиц дают автору возможность раскрыть красоту души народной, подлинно народные идеалы, своеобразие и самобытность русского национального характера, начинавшего складываться в изображаемую эпоху.