Наша задача — возвращение в зону историко — литературного поиска повести Л. Бородина «Третья правда» (1979; 1981 — Германия; 1984 — издательство «Посев», 1991 — Россия) как литературного произведения, в котором с наибольшей очевидностью представлена творческая индивидуальность большого писателя — уникальная художественная философия в оригинальной и совершенной художественной форме. При целостном прочтении повести с использованием актуальных методик мифопоэтического анализа становится очевидно, что эта повесть не только воплощает мировоззренческие константы, определявшие жизненное поведение писателя и его единомышленников, не только соотносится с уникальной эстетической реальностью, созданной прозаиками — традиционалистами, но является серьезным материалом для аксиологически ориентированного поиска оснований для продолжения национальной истории.
В сильную позицию начала текста — в название — Л. Бородин в качестве опорного слова выводит существительное «правда». Особое положение этого концепта в жизненной и художественной философии писателя было зафиксировано в обосновании Солженицынской премии, присужденной ему в 2002 году «за последовательность и мужество в поисках правды». Идеологическую сущность «Третьей правды» сам Бородин подчеркивал неоднократно:
«„Поиск правды“ — наиболее характерная черта моих героев <…> Правда одна <…> И когда я писал эту повесть, слова „третья правда“ у меня стояли в кавычках, это потом уже в издательстве их сняли. Селиванов не находит правды, и правда Рябинина тоже неполна, потому что он пришел в христианство в нечеловеческих условиях, и это тоже отразилось на нем, не случайна последняя вспышка гнева, которая приводит к смерти»[266]
.Если читатель достаточно искушен, то хранит в памяти и авторские признания о том, что «обуян» он поиском правды с молодости («
Оставим пока желание писателя подчеркнуть условность ключевого художественного концепта. Оставим без внимания столь опасное для писателя — «моралиста» (А. Агеев) стремление к прямому руководству читательским восприятием текста, ибо известно, что откровенный писательский комментарий может деформировать, обеднять сюжет. Но постараемся не забыть о декларируемой связи возможности достижения
Сюжетную интригу Бородин закладывает в названии и комментирует в установочном монологе одного из ключевых персонажей, обращающемся не столько к собеседнику, сколько к читателю: «
Современная русская лексикография интерпретирует слово «правда» как многозначное. В основных значениях «правда» соотносится с «истиной»[267]
. В длившемся даже после смерти диалоге Рябинина с Селивановым «правда» интерпретируется в прямой зависимости от текстовой репрезентации идеологического концептаЗамысел подчеркивался, усиливался с помощью прилагательного «третья», которое в данном случае не является логическим определением — «концептом последовательности». Интерпретация эпитета возможна только в логике В. Топорова, напоминавшего о том, что число три — «образ абсолютного совершенства <…> основная константа мифопоэтического макрокосмоса и социальной организации <…> точная модель сущностей, признаваемых идеальными»[269]
. Именно поэтому, бородинская «третья правда» воспринимается как аллюзияВ основе художественной философии писателя — правда общенациональная, сформировавшаяся в результате многовекового опыта совмещения интересов людей, смыслом существования которых было жизнестроительство, жизнеустроительство.