Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

На пути достижения некоего идеала, несомненно, стоит искусство, литература. Терц остроумно — двусмысленно цитирует знаменитое Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград»: «Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства» (c. 17–18), с одной стороны, цитатно иллюстрируя высокое целеполагание советской литературы, с другой — «от обратного» напоминая посвященному читателю судьбы Анны Ахматовой и Михаила Зощенко, героев — жертв ждановского постановления 1946 года.

Не обходится Терц и без заявлений действующего генсекретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева: «Литература и искусство являются составной частью общенародной борьбы за коммунизм… Высшее общественное назначение литературы и искусства — поднимать народ на борьбу за новые успехи в строительстве коммунизма» (с. 18). В статье Терца мощно и намеренно звучит ироническая риторика: «Кому, как не партии и не ее вождю, лучше всего известно, какое искусство нам нужно?» (c. 20).

Обосновывая достижения советской литературы, намечая ее дальнейшие перспективы, Терц включает в текст статьи цитаты из произведений «больших и маленьких социалистических реалистов» (c. 5) — М. Горького, В. Маяковского, А. Фадеева, И. Эренбурга, Л. Леонова, С. Бабаевского, К. Федина, М. Исаковского, В. Ильенкова и др., апеллирует к образцам классической русской литературы — произведениям А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Достоевского, Л. Толстого, А. Чехова и др. Обращаясь к цитации, филолог — Синявский последователен и логичен. Как научный сотрудник ИМЛИ и преподаватель МГУ и Школы МХАТ он хорошо знает литературный материал, умеет его грамотно эксплицировать и интерпретировать. Между тем интертекстуальный пласт статьи Терца представляет для исследования особый интерес — возникает вопрос: каким оценкам следовал Терц — Синявский в своих размышлениях о русской классической и современной литературе, на какую (чью) аксиологию он опирался. Важно осмыслить, насколько объективными или субъективными, традиционными или новаторскими оказывались представления Терца — Синявского о русской классике, могли ли они служить «базисом» (c. 13) основополагающих выводов критика — исследователя о сущности социалистического реализма, его генезиса и последующей эволюции в направлении к новейшей литературе начала ХХI века.

Совершенно очевидно, что основная тональность статьи «Что такое социалистический реализм» — ироническая, насквозь пронизанная намеренными преувеличениями и утрированными обобщениями. Уже только первый абзац, открывающий статью Терца — Синявского, сформирован оценочностью риторических вопросов: «Что такое социалистический реализм? Что означает это странное, режущее ухо сочетание? Разве бывает реализм социалистическим, капиталистическим, христианским, магометанским? Да и существует ли в природе это иррациональное понятие? Может быть, его нет? Может быть, это всего лишь сон, пригрезившийся испуганному интеллигенту в темную, волшебную ночь сталинской диктатуры? Грубая демагогия Жданова или старческая причуда Горького? Фикция, миф, пропаганда?» (c. 3) — где обороты «режущее ухо», «иррациональное понятие», «грубая демагогия», «старческая причуда», «фикция», «миф» и др. задают ракурс несогласия, который будет иронически опровергаться в ходе дальнейшего повествования. Между тем аксиология центрального понятия «социалистический реализм» уже маркирована эмоционально — выделенными эпитетами и тем самым над — текстово уже квалифицирована автором. Этико — эстетическая точка отсчета в анализе задана — дальнейшее доказательство будет развиваться «от противного» (посредством литоты), с учетом иронического противостояния, гротескового противоположения.

Однако за стилистикой иронии и гротеска, которых придерживается нарратор, можно разглядеть и взвешенные литературоведческие суждения Синявского, отделить их от сарказма Терца. Именно такой — дифференцирующий — подход позволяет осознать, каковыми были собственные представления Синявского о характере и логике развития русской литературы. Интертекстуальный план эссе обретает первостепенное значение.

Когда Абрам Терц апеллирует к поэтическим строкам революционной апологетики, к восторженно — хвалебному пафосу литературы революционной поры, то, кажется, не возникают сомнения относительно объективности исследователя, идейной и эстетической значимости приводимых им образцов советской литературы и их интерпретации. Глубоко ценя поэзию Владимира Маяковского (факт, хорошо известный), Терц — Синявский принимает искренность поэта — бунтаря и, учитывая идеалы времени, исторически объективно трактует пафос поэзии Маяковского 1920 — х годов — жертвенную преданность делу революции, высокую миссию служения ей поэта.

Терц привлекает строки из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин» (1924), созданной на смерть великого вождя, обожествляемого и восхваляемого поэтом — глашатаем: