Эпоха 1812 года и казачество. Страницы русской военной истории. Источники. Исследования. Историография

Оставлю без внимания некоторые наивные рассуждения (допустимые разве что в докладах первокурсников) и не буду заниматься разбором многих абсолютно безграмотно сформулированных положений. Для начала коснусь вопроса о донских чинах до 1798 г. Г-н Корягин явно захотел стать новатором и выстроил градацию из войсковых и армейских званий, существовавших до указа Павла I. Подобного до него никто не делал, поскольку сопоставление казачьих и армейских чинов не совсем корректно ― в отличие от армейских казачьи чины тогда не регламентировались Табелью о рангах и на них не выдавались патенты.

Корягинская градация выглядит следующим образом: «после внутреннего чина старшины были: армейский ― секунд-майор, армейский ― премьер-майор, внутренний ― полковник Войска Донского (ВД), армейские: подполковник, полковник, бригадир, генерал-майор и т. д.» (вып. № 11, с. 97). Но в предложенной схеме любому специалисту сразу бросится в глаза явная ошибка ― чин войскового полковника поставлен перед армейским подполковником. Вся же практика конца ХVIII столетия свидетельствует, что донских полковников за отличие, как правило, производили в майорские чины, но никак ни в подполковники. Как раз в этот период на Дону родилась поговорка: «нашего полковника майором сделали». Об этом свидетельствует огромное количество фактов в чинопроизводстве того времени. Приведу лишь один пример. В 1783 г. войсковой полковник М. И. Платов (получивший уже известность и имевший боевые заслуги) подал прошение с просьбой о производстве его в армейский чин и в следующем году получил майора.

Становится ясно и понятно, почему (исходя из своей схемы) г-н Корягин ошибочно и упорно именует войсковых старшин и полковников до 1798 г. штаб-офицерами. Но, по существу, они таковыми не являлись ― в лучшем случае могли только приравниваться (находились между чинами капитана и секунд-майора). Тут можно смело сказать, что незнание азов истории донских чинов уже ставит под большое сомнение правильность сделанных выводов г-ном Корягиным. Самое поразительное в данном случае то, что, допуская такие явные ошибки, мой критик берется судить других и занимается откровенными поучениями, да еще делая это с огромным апломбом.

Страдает несомненными противоречиями и огрехами и корягинская схема становления дворянства на Дону. Если можно назвать ее схемой. Сам процесс обрисован несколько туманно ― то дворянство на Дону появляется с 1798 г., то оно пропадает. Если же я правильно понял, становление дворянство отнесено им к 30-м годам ХIХ в. ― к моменту выдачи дворянских свидетельств потомкам донских обер-офицеров. Как всегда вопрос решен «легко» и «просто». На основании формального подхода. Но русская истории не терпит формализма. Этак можно «легко» и «просто» доказать, что в России не существовало крепостного права ― крестьяне не имели никаких документов о своем крепостном состоянии (временные паспорта от помещиков получали лишь занимавшиеся отхожим промыслом). Зато г-н Корякин продемонстрировал знание архивных фондов формулярных списков. Оказывается в донских формулярах на 1812–1815 гг. почти не было дворян («Там, разумеется, много чего интересного, однако там нет дворян» ― вып. № 11, с. 100). Если придерживаться этой логики, то в формулярах 10–20 % русских офицеров и генералов того времени тоже нет упоминания о дворянстве. Даже неудобно напоминать или объяснять человеку, открыто претендующему на звание знатока формулярного дела, что в этих документах имелась лишь графа о происхождении и отсутствовала графа о принадлежности к дворянству. Все же осмелюсь утверждать, что все офицеры и генералы, не имевшие благородного происхождения, официально имели дворянский статус. Право на него давал заслуженный ими чин.

Г-н Корягин в очередной раз обвинил меня «в абсолютном непонимании» вопроса. На этом фоне очень странно выглядят его собственные рассуждения о чуть ли не об отсутствии заинтересованности в уравнении в чинах в рядах старшины. Мол, большинство из них в 1798 г. уже имело штаб-офицерский статус (к ним недвусмысленно отнесены войсковые старшины и полковники). Таким образом, мой критик постарался опровергнуть высказанное мной мнение о стремлении донской старшины к получению дворянских прав. Подход, надо сказать, продемонстрирован очень утилитарный. Но даже если все представители старшинского слоя являлись столь законченными эгоистами (по его мнению), у них имелись многочисленные родственники, не имевшие армейских чинов. А эти родственники реально выиграли от указа 1798 г. Кроме того, помимо родственных связей укажу на такое понятие, как корпоративные интересы. Чтобы понять, в чем они выражались у донской старшины, следовало бы рассмотреть комплекс вопросов ― общественное, социальное, материальное и служебное положение этого элитного слоя, а не ограничиваться только формальным подходом.