Эпоха 1812 года и казачество. Страницы русской военной истории. Источники. Исследования. Историография

Учитывая, что сравнительно недавно уже вышли работы, посвященные жизненному пути М. Б. Барклая де Толли[625], автор стремился избежать хрестоматийно детализированного описания в хронологической последовательности биографических подробностей своего героя. В книге как раз удачно сочетаются проблемный и хронологический подходы. В то же время, создавая яркий и запоминающийся образ полководца, А. Г. Тартаковский использовал биографический жанр для нового прочтения истории и затронул самые разные аспекты общественной и военно-политической жизни России начала ХIХ в., имевших отзвук и в последующих событиях. Кроме того, постоянно присутствующий на страницах его монографии историографический и литературный фон позволил ему весьма доказательно раскрыть ряд проблем, которых ранее историки даже не касались.

Начав с разбора пушкинской апологии Барклая (знаменитого стихотворения «Полководец») и возникшей по этому поводу полемики в обществе, а также дав новую расшифровку многослойного смысла этого поэтического произведения в контексте борьбы мнений того времени, автор смог умело, точными мазками реконструировать не только «труды и дни» своего героя, но и удачно воссоздать общий облик эпохи.

Из событий в центре внимания оказался первый этап военных действий 1812 г., пока еще слабо освещенный в отечественной литературе и связанный со стоической фигурой «неразгаданного» полководца. В первую очередь, в монографии показана роль Барклая в предвоенной «битве мозгов» России и наполеоновской Франции. Убедительно представлена его деятельность как разработчика плана отхода русских армий в глубь страны из-за численного перевеса сил противника в самом начале кампании 1812 г. Именно этот план он и стал осуществлять с первых дней войны, но, после соединения двух русских армий под Смоленском, отступательная тактика неминуемо вызвала взрыв недовольства в среде генералитета и штабной молодежи. Автор сумел показать юридический статус главнокомандующего 1-й Западной армии, взявшего на себя руководство всеми войсками, его место в иерархической структуре Российской империи, взгляды на него различных общественных слоев страны и на этом фоне вскрыл истинные причины недовольства им русского офицерского корпуса. Едва ли не впервые в историографии представлена и картина борьбы в тот момент генеральских группировок в русском стане. Но если в предшествующей литературе смоленский эпизод трактовался как личный конфликт двух главнокомандующих, то А. Г. Тартаковский оценил его как генеральский заговор (даже мятеж) с целью отстранения от власти Барклая. Социально обусловленные мотивы широкой антибарклаевской критики исходили из его репутации либерала. Не случайно его имя прочно ассоциировалось у многих консервативно настроенных современников (в том числе и в армии) с сосланным незадолго до начала войны реформатором М. М. Сперанским (с. 121–129).

В августе и сентябре 1812 г. Барклай пережил глубокую моральную травму. Увольнение от должности военного министра, участие в Бородинской битве (по мнению современников искал смерти) и, как следствие практического отстранения от дел, отъезд из армии стали составными элементами развития его нравственной драмы. Но самый болезненный удар покинувший воинские ряды полководец получил, прочитав 7 октября 1812 г. в газете «Северная пчела» опубликованный там рапорт М. И. Кутузова к Александру I о сдаче Москвы, в котором утверждалось, что потеря древней столицы была предопределена оставлением Смоленска (с. 156). Оскорбленный Барклай (на него перекладывалась вина за сдачу Москвы) потребовал возможности в письменном виде защитить репутацию, как свою, так и армии, которой он командовал. Один за другим из под его пера вышел ряд документов, получивших затем известность под общим названием оправдательных записок Барклая.

Следует отметить, что исследователи проблематики 1812 г. постоянно сталкивались в архивах с большим количеством рукописных копий барклаевских записок. Но в источниковедческом плане за анализ этого важнейшего документального комплекса никто не брался. По трудозатратам и отдаче времени это была огромная и непосильная для многих работа. Впервые подробный и обстоятельнейший разбор этих ценнейших для науки источников стал центральной исследовательской проблемой лишь в данной книге (отдано более половины текстового объема монографии). В рамках одной академической рецензии нет возможности детально оценить все интересные находки и любопытные авторские наблюдения по отдельным источниковедческим сюжетам. Укажем на самое главное ― была выполнена колоссальная (будем справедливы) по замыслу и размаху работа: выявление, текстовой анализ и классификация всех списков, редакций и вариантов этих первостепенных для науки военно-публицистических произведений («Примечание…», «Объяснение…», «Изображение…», «Оправдание…»).