Эпоха больших надежд

Особенность зумеров — их ревностное отношениие к эпохе двухтысячных. Они не реагируют на новые релизы, которые звезды нулевых выпускают сейчас. Они как будто говорят: «Не трогайте наши нулевые! Мы их мифологизируем, а вы, оказывается, все тут живы. Кошмар какой!» Например, зумеры позитивно реагируют на «‎коллаб» с Сергеем Жуковым или с солистом из «Чай вдвоем», когда речь идет об их старых песнях. Но если Глюкоза выпускает новую песню, все зумеры ловят дичайший кринж и говорят: «Господи, ты тут живая? Ты певица из нулевых — пожалуйста, оставайся в нулевых! Мы их романтизируем, а ты мешаешь романтизации!». Но, наверное, если бы песня вышла в нулевые и была бы написана на музыкальной технике того времени, то сейчас она не была бы для зумеров такой ужасной. То же самое можно сказать про певицу МакSим. Когда с ней случилась беда, все, естественно, очень переживали. Но при этом у меня нет ощущения, что после выздоровления все зумеры побежали смотреть ее интервью на канале Ксении Собчак. Потому что все равно певица МакSим остается мифологическим существом. То, что она сейчас живая и вообще-то молодая, никак не влияет на ее популярность среди зумеров. Мне даже кажется, что если она сейчас выпустит новый альбом, его будут слушать только ребята постарше. Молодые, скорее всего, либо не будут слушать вообще, либо не оценят. То же самое: если Сергей Жуков сейчас начнет писать что-то в совершенно новом стиле и скажет: «Вы знаете, я новый Сергей Жуков. Вы же меня так любите, правда? Поддержите!» — никто его вообще не поддержит, никому это не надо. Всем хочется, чтобы нулевые оставались романтичной эпохой, а их герои оставались вечно молодыми, замерзшими во времени — именно такими, какими они были раньше.

То, что свежая музыка не воспринимается так серьезно, как по прошествии пяти, десяти или ста лет — это абсолютно нормально. В этом есть что-то эволюционное, связанное с уважением к старости. Старая особь — это особь, которая жила правильно, раз дожила до преклонных лет. И так как мы тоже хотим прожить как можно дольше, то подсознательно перенимаем ее черты. Именно поэтому люди испытывают пиетет перед классической музыкой, даже если они ее не слушают. Все дело в том, что она старая, вот и все. Когда Скриптонит появился на сцене, это был просто новый рэпер, а сейчас прошло время, и его музыка для многих — это абсолютная классика, все относятся к нему с уважением. Когда появился Моргенштерн, для многих это было ужасно возмутительно. Сейчас же все, кто даже не слушает музыку Моргенштерна, относятся к нему с некоторым интересом и уважением, потому что он надолго остался в инфополе и, наверное, даже оставил свой след в истории. Любая свежая музыка вызывает скепсис и небольшую усмешечку. Трудно представить настолько именитого и настолько вызывающего уважение композитора, который издал что-то свежее, и все сразу такие: «Боже мой! Мы так серьезно к этому относимся. Боже мой, какая новая песня! Наверное, она станет великой». Никто так никогда не делает, на самом деле.

ПОЗИТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ОБЩЕСТВЕ ПРОИСХОДИЛИ НЕ ТОЛЬКО В ДВУХТЫСЯЧНЫЕ

Юлиан Баландин, преподаватель НИУ ВШЭ, политический аналитик

Рядовой российский гражданин никогда не чувствовал себя так хорошо и так уверенно в завтрашнем дне, как в нулевые — ни в Советском Союзе, ни в Российской империи. Никогда до этого не было таких потрясающих показателей экономического роста и роста потребления. Тут мы можем вспомнить знаменитые мемы про 2007 год, про доллар по 30 и нефть по 100, про дешевые айфоны. Нельзя не вспомнить про крайне доступный туризм — многие могли отдыхать в Турции по три раза в год, ездить в Европу. Романтизация того времени абсолютно понятна, потому что все это действительно воспринималось почти как экономическое чудо. Если мы понимаем романтизацию как некоторую гиперболизацию с большим количеством преувеличений, то я бы даже не сказал, что мы в полной мере романтизируем нулевые. Я назвал бы это ностальгией по объективно очень комфортному для российского общества времени, особенно на фоне девяностых. Когда мы думаем о двухтысячных сейчас, мы думаем об этом времени как о наиболее светлом, потому что в десятые мы уже не испытывали такого резкого роста качества жизни, как в двухтысячные. Даже с психологической точки зрения нам кажется, что нулевые — это время, когда было невероятно последовательное развитие.