Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена

Поэтому капитализм — способ упорядочивания природы в сфере практики. В его рамках происходит плетение «паутины жизни» заново[485]. Однако Мур понимает жизнь не как жизненную силу. Скорее она составляет элемент классовой борьбы. Сама жизнь, как и «дешевая природа», подвергается отчуждению. Очевидно, присущие человеку способы организации в ходе этого процесса приобретают новые черты. Покоряя природу, мы меняемся сами. Социальные и экологические границы — это не два разных типа границ. Такие современные явления, как глобальное потепление или финансирование экономики, нельзя назвать ни чисто социальными, ни чисто экологическими процессами. Мур пишет: «Не почва, виды, леса или топливо, а отношения власти, производства и воспроизводства, функционирующие за счет лесов, топлива, почвы и видов, провоцируют мир-экологический кризис»[486]. Перед нами диалектическая связь между накоплением капитала, погоней за властью и процессами воздействия на природу. Ради освобождения жизни на Земле мы должны как можно скорее завершить эпоху капиталоцена. «Закроешь угольную электростанцию, — утверждает Мур, — и на день замедлишь глобальное потепление; разрушишь отношения, которые привели к строительству угольной электростанции, — и затормозишь этот процесс надолго»[487].

Смиренный антропоцентризм на своенравной планете

В книге «Своенравная планета. Судьба человечества в антропоцене» (Defiant Earth. The Fate of Humans in the Anthropocene), которую я упоминала в третьей главе, уже хорошо знакомый нам Клайв Хэмилтон излагает собственное философское понимание идеи антропоцена. Он размышляет о «строптивой», «своенравной» планете и предназначении человека в эпоху антропоцена[488]. Остановимся на этой книге подробнее.

Как нам уже известно, понятие антропоцена, с точки зрения австралийского исследователя, свидетельствует не о могуществе вида homo sapiens, а о серьезном, произошедшем совсем недавно сбое в стабильном до сих пор функционировании планетарных систем. Своенравие Земли, к которому отсылает название книги, проявляется главным образом в росте нестабильности и непредсказуемости. Земля обособляется от действий человека, все чаще удивляет нас и ведет себя скорее как не поддающийся контролю Другой, чем как «мать Земля». По словам Хэмилтона, хотя деятельность человека приобретает все больший размах, природа тоже открывается нам с неожиданной стороны. Все чаще приходится слышать, что Гея «атакует», «мстит», отыгрывается на нас, что природа упряма, климат — «страшный зверь» и нас ждут «грозные годы»[489]. Агентивность природы, которую раньше игнорировали, выходит на первый план и заставляет поставить под вопрос присущие постприродным нарративам конструктивистские тезисы о «конце природы», которые критикует Хэмилтон.

Австралийский эколог обращает внимание и на нашу растерянность, обусловленную современными темпами модификации планетарных систем. Масштаб нынешнего экологического кризиса повергает в изумление, которое действует на нас отупляюще: мы наблюдаем необычайно интенсивные, разрушительные изменения. Хэмилтон пишет: «Не исключено, что еще в этом столетии люди (прекрасно сознавая, что происходит) спровоцируют необратимую деградацию условий жизни на планете, которая является нашим домом. Более того, следует признать, что речь идет о реальной возможности нашего собственного исчезновения или по крайней мере упадка цивилизованной жизни»[490].

Мысль, что люди в состоянии влиять на планету в геологических масштабах, где время исчисляется десятками тысяч и миллионами лет, может показаться абсурдной. Но известно, что уже выброшенных в атмосферу вредоносных газов, таких как CO₂, с большой долей вероятности хватит, чтобы затормозить ледниковый период, наступление которого палеоклиматологи прогнозируют приблизительно через 50 тысяч лет[491]. Гипотетический процесс, обратный нынешнему разрушению горных ледников и ледяного покрова в Гренландии, занял бы в будущем десятки тысяч лет[492]. В силу перечисленных обстоятельств необходимо заново определить понятие истории и ввести категорию геоистории или постистории (в этом отношении Хэмилтон согласен с приведенными ранее высказываниями Дипеша Чакрабарти).

Дестабилизация разных систем планеты ставит под вопрос и будущее, каким мы привыкли его себе представлять. Разрыв, который происходит в эпоху антропоцена, перечеркивает все: стабильность мира в целом, погоды, смены времен года, прогнозируемость явлений в тех или иных климатических зонах, в океанах. Наша уверенность в непрерывном линейном развитии должна пошатнуться[493]. С философской точки зрения это серьезная фундаментальная задача.