Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена

С точки зрения Хэмилтона, экомодернистская концепция благого антропоцена, как и гипотеза раннего антропоцена, умаляют значение самой идеи антропоцена, которую можно назвать революционной. Они не дают увидеть, что перед нами радикальный разрыв в истории планеты, обусловленный человеческой деятельностью. Понятие антропоцена относится не к влиянию человека на отдельные экосистемы, а к воздействию на планету в целом. Поэтому совершенно необязательно, чтобы стратиграфические данные играли в спорах об антропоцене ключевую роль. Суть дискурса антропоцена не в пятне на пейзаже, которое оставляет за собой человек, и тем более не в новом отношении человека к окружающей среде. Речь идет о серьезном сбое в процессах, определяющих динамику планеты[461].

Для Хэмилтона идея благого антропоцена, предложенная в 2011 году Эрлом Эллисом, — лишь искаженная трактовка того, на что пытаются указать исследователи планетарных систем[462]. Эллис заявляет, что люди всегда выполняли функцию распорядителей (англ. stewards) биосферы[463]. Хэмилтон сетует, что антропоцен воспринимают как эпоху, в которую мы можем формировать и контролировать различные системы планеты. Едва ли здесь есть повод для гордости, и не стоит упиваться тем, что homo sapiens стал фактором геологического значения[464]. Скорее возросла непредсказуемость.

Австралийский мыслитель в своем тексте решительно подчеркивает, что тезис о мнимой устойчивости природы, которая, по мнению экопрагматиков, после каждой резкой перемены быстро обретает равновесие, не находит подтверждения в научных исследованиях. Это полное искажение научных сведений о состоянии планетарных систем[465] — в настоящее время ученые отвергают, в частности, так называемую сильную версию гипотезы Геи (о чем я уже говорила). Заявления экомодернистов об эластичности экосистем и их способности к обновлению попросту не имеют никакого научного обоснования[466]. Локальные примеры обновления отдельных экосистем, которые они приводят, — риторический прием, направленный на то, чтобы сменить тему и отвлечь нас от сути проблемы.

События, доказывающие необходимость термина «антропоцен», произошли за такой краткий промежуток в истории Земли, что следует говорить скорее не о переменах, после которых планета вновь обретет равновесие, а о катастрофическом переломе. Явления, характерные для эпохи антропоцена и спровоцированные деятельностью человека, нельзя назвать переходными — речь о серьезных необратимых изменениях. Нельзя вернуть прежний состав атмосферы или Мирового океана. Как утверждает Хэмилтон, мы перешагнули порог, и пути назад нет[467]. Нельзя вернуться к состоянию эпохи голоцена[468].

По словам австралийского исследователя, экомодернисты могут надеть розовые очки и с воодушевлением приветствовать прекрасный антропоцен, но это не изменит картины, на которую они смотрят[469]. Экомодернизм свидетельствует о том, что технологически продвинутое общество выбирает катастрофу. Разумные белые американцы убеждают самих себя, что все будет хорошо. Название «антропоцен» должно скорее служить нам предостережением, а не вселять надежду и не укреплять нашу самонадеянность.

На тему экопрагматизма высказался и Бруно Латур. В тексте «Пятьдесят оттенков зеленого» (Fifty Shades of Green) он отмечает, что в любой политической дискуссии о людях и нечеловеческих субъектах категория антропоцена «меняет масштаб, темп, ритм, а также — что самое важное — наши представления о том, как расположены друг относительно друга рассматриваемые акторы»[470]. В эпоху антропоцена мы имеем дело с гетерогенными модусами бытия, которые не столько реагируют на перемены, сколько с обостренной чувствительностью откликаются на малейший признак кризиса. Общество неизбежно связано с природой. Тем временем авторы «Манифеста экомодернистов» по-прежнему пребывают в уверенности, что лишь человек является субъектом, способным действовать. По мнению французского социолога, это давно устаревшая точка зрения.