Эпоха добродетелей. После советской морали

Но что значит «три мушкетера наоборот»? Явно не смену правила «один за всех и все за одного» на «люби себя, чихай на всех, и в жизни ждет тебя успех». В том-то и дело, что не вся советская культура «обесценилась и обессмыслилась» и, наверное, даже не ее большая часть. «Три мушкетера» как были в основании, так и остались. Только из «здоровых коллективов» они превратились в какие-то другие… и вообще стали «наоборот». Показательно, как «три мушкетера наоборот» выглядят с точки зрения автора, который придерживается не усеченной (в данном случае — религиозной) иерархии ценностей: «Когда праведный Иов потерял все (имущество, детей, общественное положение, здоровье), он показал, что верность Богу для него являлась самым важным в жизни. Несмотря ни на какие потери и страдания, он остался преданным Ему и исповедовал Его праведность и святость, хотя и страдал от того, что не понимал причины, по которым Бог посылал ему эти страдания. Когда же Белов потерял друзей-преступников, он показал, что для него самым главным в жизни была его преступная группировка, а семья и общество были лишь приложением к ней. Потеряв ее, он отказался и от семьи, и от общества»[264].

К этому следует добавить, что пределы и уязвимые места такого рода «бригадных» и «афганских» разновидностей этики добродетели были очевидны едва ли не с самого начала. И прежде всего они были очевидны для тех, кто строил свою жизненную стратегию, исходя скорее из циничного подведения баланса средств и возможностей (своих и своих партнеров), нежели делал ставку на одну лишь верность и дружбу. С точки зрения приверженцев этой «готической этики»[265] в почти чистом виде, «бригады» и «афганские братства» выглядели построенными на песке: «Пафос „афганцев“ майор считал надуманным и наивным. В Афгане Щебетовский не встретил ничего, что потом могло бы объединять людей для серьезных дел. Опыт Афгана объединял для дружбы, для пьянки, в конце концов, для понтов. А для дела объединяли возможности. Афганский опыт не увеличивал возможностей человека. А Комитет Госбезопасности увеличивал. <…>

— Я уверен, что у вас не получится, Сергей Васильевич, — вкрадчиво сказал Щебетовский. — Потому что вы делаете ставку на миф. Нет никакого „афганского братства“ или „афганской идеи“. Война была государственной ошибкой, а ошибки неплодотворны. Какое братство у людей в этом кафе?

— Это просто обычная жизнь. Она ничего не доказывает.

— И я о том же. Просто жизнь. Просто люди вернулись с войны. Больше нет никакого иного смысла. — Щебетовский покровительственно улыбнулся. — И „афганское братство“ — лишь ряд случайных удач, а вы посчитали его закономерностью. Но жизнь разрушит ложные умопостроения»[266].

ТОРГАШИ-ГЕРОИ

Долгое время, хотя в стране вроде бы и победил капитализм, в российской литературе не появлялось сколь-нибудь значимых положительных персонажей, занятых зарабатыванием денег. Впрочем, само по себе это и неудивительно: в чистом виде погоня за прибылью, кажется, нигде не являлась привлекательной. Даже если некто хотел обосновать (за неимением якобы лучшего) вытекающую из нее жизненную стратегию, он порой не мог удержаться от того, чтобы не плеваться. Например, популярный некогда писатель А. Буровский, решив выступить в роли учителя жизни, написал книгу «Облик грядущего: (системное расследование будущего): учебник для желающих выжить». В ней он учил тому, что есть лишь одна общая ценность, ради которой стоит объединяться с другими: «Сегодня общие ценности лежат не в сфере идеологии, а в сфере успеха, предпринимательства, добычи денег»[267]. Разумному человеку, чтобы найти достойное место в жизни, следует заводить полезных друзей, вступать в диаспору, мафию, создавать свою «шайку», получить хорошее образование и разбогатеть. Ну и заниматься лучше всего финансами либо творческим трудом или предпринимательством. Найти самое безопасное место для проживания (по Буровскому в перспективе — это Россия). А главное, никогда, ни при каких обстоятельствах не надо попадать в плен любой идеологии. Ибо идеологии — ловушки для дураков, они делают тебя заложником чужих интересов. Правда, самому Буровскому его же собственные советы не очень нравились, ибо его гораздо более вдохновляли времена Древнего Рима или, скажем, эпоха, когда белый человек стойко нес свое бремя, цивилизуя планету. Показательно, что сам этот учитель жизни, как и мириады других современных ему авторов, предпочитал зарабатывать написанием фэнтезийных и приключенческих опусов, герои которых в первую очередь заводили полезных друзей и создавали свои шайки, но не проявляли особого стремления заниматься финансами и разбогатеть.

Впрочем, надо отдать Буровскому должное, немало героев, сочетавших и то и другое, появилось в попаданческой фантастике несколько более позднего периода.