Эпоха добродетелей. После советской морали

Пытаясь описать суть произошедшего с российским обществом после перестройки, Ж. Тощенко ввел понятие «травмы», поскольку ей не находилось удовлетворительного объяснения в категориях «революции» или «эволюции»[269]. Эта метафора в значительной степени плодотворна. Действительно, моральную трансформацию постсоветского общества трудно описывать в категориях революции и эволюции, поскольку тридцать лет спустя мы не обнаруживаем ни признаков резкого морального перехода с формированием принципиально новой общественной морали, ни ее «эволюции» в смысле поступательного «прогрессивного развития». Но мы не можем отрицать ситуации слома в том смысле, что определенная часть советской морали была отброшена, в то время как другая стала, собственно, той своеобразной моральной «культей» — признаком имевшей место «травмы». Однако, если продолжать мыслить метафорически, может быть еще точнее будет сказать, что произошло нечто вроде отбрасывания головастиком своего хвоста, в результате чего окончательно оформилось общество с другой (но не обязательно содержательно новой) моралью, зревшее в недрах общества советского.

Когда приоритеты, которые ставил перед людьми общественный строй, изменились, это не означало для советских людей полного морального краха. Социализм сменился капитализмом? Но и без того во многих чертах советское общество больше напоминало буржуазное, чем социалистическое, поскольку хотя «в условиях советского периода буржуазность не проявлялась, так сказать, в ее чистых формах», а советская идеология и социалистическая фразеология осуждали и тормозили буржуазные, мещанские интенции в официальной жизни, «в реальной жизни эти последние, конечно же, доминировали»[270]. По мере того как снижалась значимость высшего слоя советских ценностей, укреплялся потребительский дискурс, росла часто болезненная чувствительность к материальному измерению жизни, к неравенству в потреблении, в доступе к дефициту. Совершалось обратное движение от всеобщего квазиаристократизма даже не к буржуазности, а к расслоению на новые протосословия на основании профессионального, корпоративного и административного доступа к ресурсам. Собственно, расширение и институционализация теневых схем обмена этими ресурсами внутри номенклатуры и ресурсных ремесел (фарцовщики, спекулянты, деятели культуры, заведующие магазинами и базами потребительских товаров) создали те активные меньшинства, которые в дальнейшем стали средой зарождения новых элит.

Что же произошло в 1990-х? Уместно рассматривать ситуацию в области общественной морали 1990-х годов как следствие временного доминирования этики добродетели, как результат реактуализации тех ценностей, добродетелей, личностных образцов, которые в целостной структуре советской морали играли подчиненную роль. Именно их наличие, с одной стороны, не сделало моральную катастрофу настолько тотальной, как многим казалось в 1990-х годах, а с другой — обеспечило моральную преемственность между прошлым и будущим и даже моральную приемлемость теперь с точки зрения прежде. Мораль «жила бы страна родная, и нету других забот», сформированная Октябрьской революцией и Великой Отечественной войной, уже в поздних советских поколениях постепенно вытесняется приоритетами этики заботы о себе и своем окружении. После СССР эта долгосрочная тенденция деуниверсализации морали продолжилась лишь в более последовательном и легитимном виде. Более того, активная ценностная трансформация в постсоветский период осуществлялась преимущественно в частной жизни, удивительно мало затронув публичную сферу как область совместной жизни, освобожденную от высших коммунистических ценностей советского проекта: «Рост разнообразия и индивидуализма характеризует прежде всего частную сферу, потребление, повседневные практики, в то время как символическая сфера остается как будто замороженной»[271]. Эту тенденцию подтверждает и усиление символической политики, обращенной на присвоение высших достижений СССР, так как актуальная российская политика, пропитанная этикой добродетели, не способна дать консолидирующих моральных образцов подобного уровня.