Вопрос приобрёл международную значимость. В августе 1738 г. британское правительство располагало сведениями, что герцог Курляндский намерен выдать принцессу за своего старшего сына Петра, а дочь — за принца Антона с «отступным» последнему в виде звания российского фельдмаршала. Поскольку герцог в своё время помог заключить выгодный англичанам торговый договор с Россией, британское правительство такой марьяж одобряло, о чём британский резидент должен был известить фаворита. Бирон благодарил за оказанное доверие, но заверял, что подобного и в мыслях не держал, чему Рондо нисколько не верил.[1201]
Таким образом, фаворит повторил действия Меншикова и Долгоруковых; перед нами своеобразная закономерность борьбы за власть, заставлявшей идти на риск. Императрица старела, и герцогу нужны были гарантии его положения при новом царствовании, поскольку всё, чего он добился при дворе, могло рухнуть в одночасье.Но в столь щепетильном деле фаворит действовал прямолинейно. Саксонский дипломат Пецольд передавал, что Бирон рекламировал мужские достоинства своего сына словами, «которые неловко повторить».[1202]
С брауншвейгской фамилией герцог справился бы — но на стороне принца Антона оказались более опытные игроки: действовавшие в этом вопросе заодно вице-канцлер Остерман и кабинет-министр Волынский, австрийский посол маркиз Ботта д'Адорно. Бирон же в условиях цейтнота пошёл ва-банк — или был спровоцирован на опрометчивый шаг. В ответ на его попытку навязать в женихи своего сына принцесса ответила: «…если уж ей надо вступить в брак, то она выбирает принца Брауншвейгского».[1203]К тому же Бирону-младшему было всего 15 лет, а государыня ждать больше не могла. Чтобы сохранить корону за старшей ветвью династии Романовых, племянница обязана была предоставить старевшей императрице наследника, ведь рядом находилась — в расцвете сил и красоты — дочь Петра I. Поэтому в марте 1739 г. начались приготовления к свадьбе Анны Леопольдовны с принцем Антоном.
Достигнутая путём уступок и репрессий политическая стабильность была обманчивой.
Глава 7.
1740–1741 гг.: «Незаконное правление»
Время превращений и переворотов.
«Безмятежный переход престола»
В июле 1739 г. императрица наконец выдала замуж свою племянницу Анну Леопольдовну за брауншвейгского принца Антона-Ульриха. Перспектива стать снохой Бирона заставила Анну-младшую согласиться на этот брак, хотя супруги явно не подходили друг другу. Принцесса жаловалась А. П. Волынскому: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала», — пояснив, что жених «весьма тих и в поступках несмел». Опытный царедворец разъяснял молодой женщине всю пользу ситуации, когда муж «будет ей в советах и в прочем послушен».[1204]
Грозная Анна Иоанновна добилась своего: 12 августа 1740 г. она восприняла от купели долгожданного наследника, названного по прадеду Иваном.[1205]Но будущий император должен был ещё вырасти; иначе в случае смерти Анны Иоанновны неизбежно вставал вопрос о регентстве. Устранение Волынского означало лишь начало нового витка борьбы за власть при императрице, здоровье которой пошатнулось: у неё усилилась подагра и началось кровохарканье. Спустя несколько дней после рождения «принца» вакантное место кабинет-министра было занято будущим канцлером Алексеем Петровичем Бестужевым-Рюминым. Очередной взлёт его карьеры был обусловлен желанием курляндского герцога найти достойного и вместе с тем послушного оппонента Остерману. После замужества Анны Леопольдовны и появления наследника фаворит, по оценке саксонских дипломатов, стал так задумчив, что никто не смел к нему подойти.[1206]
Вокруг больной императрицы закручивались интриги большой европейской политики. Умерший в мае 1740 г. прусский король Фридрих-Вильгельм оставил сыну исправный государственный механизм и 76-тысячную армию, что в сочетании с амбициями молодого Фридриха II предвещало изменения в европейском «концерте». Наметилось сближение Пруссии и Франции, чьи правительства ожидали смерти императора Карла VI и готовились предъявить территориальные претензии на австрийское «наследство». Накануне крупного международного конфликта позиция России имела принципиальное значение, и на неё нужно было повлиять.