Эпоха крестовых походов и ее герои

Неизвестен точный численный и национальный состав армии Ричарда. Скорее всего, не правы историки, и, в частности, Картельери, когда именуют людей этой армии англичанами. Англия предоставила участникам похода в большом числе суда и коней, но что касается солдат, то вряд ли англичане играли особенно заметную роль. Среди вождей похода имена графа Лестера и епископов Кентербери и Солсбери теряются среди имен французских прелатов; рядовые же воины в знаменитой хронике похода — «Истории священной войны» Амбруаза — выступают однообразно под именами «анжуйцев, пуатевинцев, бретонцев и людей Ле-Мана», но только не англичан. И если автор «Истории» — сам французский трувер — называет в отличие от армии Ричарда армию Филиппа-Августа «французской», то нас это не должно вводить в заблуждение. По происхождению, языку, культуре армия Ричарда в преобладающей массе была такой же французской, как и армия Филиппа. Только экипажи кораблей, нужно думать, включали наряду с бретонскими и нормандскими также и английских моряков.

Ричард обдуманно снабдил свой флот всем необходимым: «золотом и серебром, утварью и оружием, одеждой и тканями, мукой, зерном и сухарями, вином, медом, сиропом, копченым мясом (и, вероятно, столь любимым северными моряками многолетним, прогорклым маслом. — О.Д), перцем, тмином, пряностями и воском». Эти запасы впоследствии были пополнены в Сицилии и на Кипре и позже, когда наступило время лишений, превратились в самые настоящие богатства, которые позволили английскому королю выдерживать случайности длительных осад и перекупать тех, кто прибыл в Палестину с Филиппом II Августом — от простых воинов до родственников французского короля. Собственно, еще во Франции многие бароны, соблазненные золотом Ричарда, стали предлагать ему свою службу. «Я не курица, которая высиживает утят, — говорил он по этому поводу в своей образно-саркастической манере. — В конце концов кого тянет в воду, пусть идет».

В этом явно крылись семена будущих раздоров. Но в июньские дни 1190 года, «когда роза разливает свое сладостное благоухание, ибо пришел уже Иванов день — срок, в какой Господь хотел, чтобы паломники двинулись в путь» (Амбруаз), о грядущих дрязгах мало кто думал. В ясное солнечное утро, соединившись в Везде, «с крестом впереди, с тысячами вооруженных людей, выступили светлейший король Англии и французский король. Движутся они на Восток и ведут за собою весь Запад. Различное по языку, обычаю, культу, войско полно пламенной ревности. О, если бы ему суждено было вернуться с победой!..»

В движении вдоль Роны, проходившем как сплошное торжество среди встреч и прощаний, число паломников возросло до ста тысяч. Поэтому короли приняли решение разделиться, чтобы осуществить посадку крестоносцев в разных гаванях. Филипп направился через Альпы в Геную, а Ричард — в Марсель, где его ждало серьезное разочарование. Флота, огибавшего Испанию, он не дождался; прошел даже слух о его гибели. В конце концов ему пришлось купить целую флотилию новых судов, на которые и погрузилось его воинство. С изрядным опозданием Ричард ступил на корабль, чтобы в возрасте тридцати двух лет впервые отправиться по Средиземному морю.

Это событие было по-своему отмечено оставшимся неизвестным нам спутником Ричарда, который от этого момента и до самой Мессины вел точный дневник его морского путешествия. Может быть, этим спутником был сам Фиц-Нил[23], в чьей хронике (дошедшей до нас под ошибочно приставленным к ней именем Бенедикта из Петерборо) вкратце воспроизведен этот журнал. Несмотря на лапидарность, этот дневник весьма содержателен.

Мы не можем ожидать от хроникера XII века живописного изображения царства синей влаги и белых грез — городов, жемчужинами раскинувшихся по зеленому побережью. «Веселье Возрождения» не дрожит еще в сердцах суровых крестоносцев. Зато перу нашего автора не откажешь в точности. Более двадцати пяти гаваней итальянского западного берега и до десятка островов, разбросанных вдоль него, мимо которых прошли корабли английского короля, отмечены как этапы пути. И если автор в половине случаев не дает ничего, кроме имен, тем выразительнее отдельные, оброненные им характеристики. Среди прибрежных высот, которые глядятся в волны лазурного моря, отражая в нем свои тогда еще не снятые с вершин, как ныне, зеленые кроны лесов, автор знает и называет места, где таятся свившие здесь гнезда с III века разбойничьи шайки: «Есть на вершине утеса мыса Серсель замок, где скрываются разбойники и пираты».