Читаем Эпоха крестовых походов и ее герои полностью

Эпоха крестовых походов и ее герои

Вьеннский собор 1311—1312 годов будет очень подробно обсуждать вопрос «О пути в Иерусалим». Еще появится немало прожектеров, которые станут придумывать «удобные средства» вернуть Иерусалим и обуздать турок. Проекты будут подаваться папе и французскому королю — тому самому Филиппу IV, который загубил тамплиеров. Коронованные и тонзурованные[87] особы, которым они подавались, читали их, размышляли, писали циркуляры, пока гром пушек на Косовом поле[88] не известил Европу, что турки не дождались крестоносных гостей и сами пожаловали в Европу. Семьдесят лет спустя они были уже у стен Константинополя.

Так идет по спадающей кривой история крестоносного движения. Сначала оно увлекает всех: крестьян и горожан, осторожных и восторженных, добропорядочных людей и преступников. Дальше в его фарватере остаются преимущественно воины и расчетливые армии купцов. На вершине одного из последних его всплесков — святой король Франции и в заключение — ворох бумажных проектов.

Общество, которое через каждые сорок лет, а потом и чаще выкидывало на берега Сирии и Африки большие волны, в промежутках между ними жило не одними интересами священной войны, и самые эти интересы часто рождались из других интересов. В этом смысле, собственно, кажется, нет истории крестовых походов, а есть история Западной Европы со всей полнотой ее огромного жизненного содержания.

С другой стороны, несомненно, что в крестоносном движении средневековой мир является в особом аспекте. Будучи производным от экономического и социального развития Средневековья, от политической его эволюции, крестоносное движение в то же время есть и нечто большее. «Iter transmarinus» — «Путь за море», «Via Sacra» — «Священная дорога», «Gesta Dei» — «Божий подвиг» — такие названия давали крестоносным хроникам их авторы. Мир в движении к высшей цели, радостная жертва, в которой сиянием высшего идеала озарена смерть, — такова была их концепция совершавшегося, где, несмотря на все его неприглядные стороны, они улавливали трепет стремящейся ввысь человеческой души. В глубокой основе крестоносного движения ими обнаруживается идеальный смысл: единение ради великого подвига, с которым стареющему миру является надежда обновления.

Так что не напрасно прошел некогда в мареве пустыни рыцарь бедный, молчаливый и простой... С ним, чистым своим воплощением, душа западного человечества узрела виденье, непостижное уму,

И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему...[89]