Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Бахтин следует Дильтею в его стремлении освободить гуманитарные науки от подчинения естественно-научным, то есть индуктивным методам, но «описывающую и расчленяющую» психологию в качестве основы исторического метода не принимает: «Нельзя смысл растворять в психологии, – он объективен в отношении к любой психике: логика смысла не психологическая логика» [АБ]. Исходным принципом «описывающей» психологии Дильтея является феномен непосредственно переживаемой внутренней связи душевной жизни, причем связь эта понимается как телеологическая. В результате реальности душевной жизни индивида предстают как изолированные миры, взаимопроникновение которых ограничено и не рассматривается с точки зрения смыслопорождения.

Выход за пределы психологической трактовки личности Бахтин находит в диалогическом подходе: предмет гуманитарных наук он определяет как «выразительное и говорящее бытие» [Бахтин, 1996, 5: 8], а в записях 1970-х годов диалогическое представление о предмете познания через категорию «чужого слова» частично распространяет и на область естественных наук. В качестве пределов он рассматривает познание вещи и познание личности: первое монологично и вневременно, второе – диалогично и исторично; критерий первого точность, второго – глубина проникновения. Поэтому и «понимание», категория, образующая в Баденской школе специфический способ познания, противоположный методу естественных наук, а у Дильтея в этом качестве противопоставленная понятию «объяснение», трактуется Бахтиным диалогически, не как проникновение в чужой замкнутый мир индивидуальности, «вживание» или «вчувствование», не в терминах субъектно-объектных отношений, а в духе Гёте, говорившего: «понять – значит развить слова другого человека изнутри себя».

* * *

То, как теоретические декларации реализовались в практике поэтических исследований, удобно показать на примере изучения стиля Гоголя: во-первых, «мастерство Гоголя» было одной из узловых научных проблем эпохи; во-вторых, именно исследование стиля писателя способно наиболее отчетливо проявить «эстетическую» ориентацию поэтики Бахтина и «лингвистическую» ориентацию поэтики формалистов.

Интерес Бахтина к Гоголю прослеживается на протяжении нескольких десятилетий (по некоторым свидетельствам, он намеревался писать о Гоголе книгу), при этом единственным завершенным текстом является статья «Рабле и Гоголь (Искусство слова и народная смеховая культура)» (1940, 1970) [Бахтин, 2010, 4(2): 511–521][280]. Хотя исследование поэтики Гоголя в набросках и конспектах Бахтина, часть которых издана в Собрании сочинений, а часть еще ждет публикации, не ограничивалось ракурсом, заданным в статье, следует признать, что материалы к изучению стиля Гоголя связаны преимущественно с переработкой книги о Рабле, с намерением развить заявленную в ней тему «Рабле и Гоголь». Именно об этом сюжете, дискуссионном в самой своей формулировке, и пойдет речь.

Постановка проблемы «Рабле и Гоголь» в русском литературоведении прочно связана с именем Бахтина. Между тем сюжет соположения имен двух писателей в контексте теории и истории стиля имеет свою судьбу. Об этом в 1949 году напомнил В. В. Виноградов. 21 мая 1949 года на заседании ВАК, где обсуждалась рукопись Бахтина и где постановка проблемы «Рабле и Гоголь» была единодушно признана неудачей, Виноградов обратил внимание собравшихся на то, что задолго до Бахтина, в 1902 году, ту же идею развивал в своей книге «О характере гоголевского стиля» профессор Гельсингфорского университета Иосиф Емельянович Мандельштам:

Неправильна мысль о влиянии Рабле на Гоголя. Эта мысль, которая развивалась в 1942 году[281] Мандельштамом, получила хождение в буржуазном литературоведении; этой мысли коснулся и Бахтин, но немножко ее изменил, признав влияние народной литературы [Бахтин, 2008, 4(1): 1101].

Действительно, в XXI главе («Гоголевский юмор»), анализируя стилистику имен, И. Е. Мандельштам описывает использование имени для каламбура как прием и приводит примеры из Мольера и Рабле, а в отношении стиля Рабле указывает также на «невероятное сочетание» «звуков, представляющих материал для смеха уже тем, что имеют лишь отдаленное сходство со словом»: