Эпоха покаяния

Юноша справедливо решил, что лучше хорошо лежать, чем хорошо сидеть. Поэтому он перелез на широкое заднее сиденье, закинул ногу за ногу, заложил руки за голову и принялся мечтать. Ах, молодость, молодость. Самое яркое, самое запоминающееся, самое насыщенное время в жизни любого человека. В этом психологическом смысле наш герой ничем не отличался от любого другого сверстника. Разве что мечты у него были попроще.

– Дима, а это что такое? – ткнул юноша пальцем в какую-то панель, вмонтированную в крышу электролёта.

Ляховский, обернувшись, посмотрел туда, куда указывала рука. Он хмыкнул, бросив презрительную фразу:

– О, он и это предусмотрел. Что же, красиво жить не запретишь. А когда у тебя денег куры не клюют, можно царские апартаменты с сауной и золотым унитазом в подземелье забабахать, и собственный вертолётик на вершину горы впихнуть. Так, на всякий случай. Ну, мало ли что

– Я ничего не понял. Ну, так что это?

– Типа кинотеатр. Да ты уже видел похожую штуковину. Такая же панель висела в предбаннике. Только размерами побольше. Такс, посмотрим, что тут у нас припасено.

Ляховский воткнул в разъём плоскую прямоугольную штуковину с проводом. Жидкокристаллическая панель откинулась, зажглась ровным светом. На ней появились ровные квадратики фильмов. Ляховский выбрал один из них:

– Во, тебе должно понравиться, да и я не прочь лишний раз пересмотреть. Ну-ка, подвинься, а то разлёгся тут, как боров. И вот это надень себе на нос. Жаль, попкорна нет. Ты пробовал когда-нибудь попкорн? Нет? А газировку? Тоже нет? Я так и думал. Эх, я тоже не пробовал.

– Сам ты боров! – запоздало ответил парень. – Я меньше тебя.

– Ну, ладно, ладно. Чего взъерепенился? Шутка это…

Аюн кое-как напялил на себя очки. Носовыми упорами вверх. Ляховский притворно вздохнул, снял, перевернул и снова надел их на юношу. Изображение на экране тут же приобрело глубину, стало трёхмерным, словно аквариум с рыбками.

Мир для Аюна перевернулся с ног на голову. Реальный перестал существовать, его место занял выдуманный, но безумно красивый, загадочный, населённый невиданными животными и необычными растениями. Мир, где в извечной схватке схлестнулись Добро и Зло. Мир Пандоры, в котором ему захотелось остаться навсегда. Да и Ляховскому, в общем-то, тоже. Просто потому, что он был намного лучше, чище и справедливее реальности.

Два часа пролетели, как один миг. По экрану побежали финальные титры, головокружительной красоты природа, зависшие в невесомости скалы. Аюн дрожащими руками снял с себя очки, но долго не мог вымолвить ни слова, глядя куда-то в пустоту. Конечно, многие технические моменты он понимал слабо, но это не мешало ему осознать смысл фильма.

Ляховский с улыбкой ткнул его пальцем в бок:

– Ты живой? Ау!

– Да… – с трудом сглотнул пересохшим горлом парнишка.

– Понравилась сказочка?

– Очень!

– Следующие части будем смотреть?

– Спрашиваешь!

– Рискуем не выспаться!

– Да пофик!

– Откуда таких слов понабрался?

– От мамы…

И они смотрели ещё полночи, а следующие полночи дрыхли без задних ног. Но мир Пандоры не отпускал вплоть до самого утра. Им снилась потрясающей красоты природа и живущее в полной гармонии с ней население.

***

Как бы сладко наши путешественники не спали, но встающее на юго-востоке дневное светило упрямо засветило им в лица. Аюн скривился, прикрыл глаза локтем, перевернулся на другой бок. Дмитрий же, напротив, сел, зевнул и потянулся так, что хрустнули суставы.

– Надо было приземлиться хвостом на юг, а не наоборот, – пробормотал он, засовывая завтрак в микроволновку и с треском захлопывая дверцу. – Вставай, лежебока! Солнце уже высоко, а у нас дел невпроворот.

Аюн нехотя сел и тоже зевнул, хмуро уставившись в пол. Печка пропищала три раза. Ляховский достал два плотно запечатанных пакета, вскрыл их ножом, один протянул юноше. Аюн недоверчиво глянул внутрь одним глазом, понюхал содержимое, принялся есть.

Вскоре кабина электролёта открылась. Из нее пружинисто выпрыгнул черноволосый юноша с мечом в правой руке. Он, сощурившись, посмотрел на бездонное синее небо, с шумом втянул в себя морозный чистый воздух, выпустил струю пара вертикально вверх. После этого молодой человек снял с себя верхнюю одежду защитного зелёного цвета, оставшись в нательном белье, которое плотно облегало его изящное, пропорционально сложенное тело. Он умылся снегом, стряхнул с лица растаявшую кашу, вытерся рукавом. Утрамбовал ногами небольшую круглую площадку, коротким движением кисти сбросил с клинка ножны, выставил оружие перед собой.

Меч завертелся в его руках. Стремительные атаки под разными углами сменялись защитными блоками и уклонами. Спрыгнувший следом Дмитрий невольно залюбовался лёгкими, пластичными и одновременно грозными приёмами, которые, как перчатки, сменяли друг друга. Аюну и самому безумно нравилось то, что он вытворял на заснеженном поле. Своей приятной тяжестью оружие придавало ему сил. Юноша довольно крикнул, в последний раз со свистом рассёк воздух и замер в красивой позе: левая полусогнутая рука с открытой ладонью впереди, а правая, держащая меч обратным хватом за плечом сзади.