Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Это было достигнуто дорогой ценой. В марте 1918 года правительство России согласилось на условия Германии: Брест-Литовский договор означал отказ от прибалтийских государств, значительной части Украины (кормившей в ту пору Россию хлебом), Белоруссии, Польши и части Южного Кавказа, не говоря уже о выплате компенсации золотом. Немецкие войска не начинали отступления до следующего ноября (да и тогда это объяснялось перемирием на западном фронте), а это повлекло период безвластия, и в это время «красные» и «белые» армии вели кровавую гражданскую войну.[377] Когда все эти схватки закончились, вся экономика была глубоко разрушена, а не менее тринадцати миллионов человек погибло, по большей части не в сражениях, но из-за голода и эпидемий. Еще пяти миллионам предстояло умереть во время голода 1921–1922 годов, после чего в стране появились миллионы сирот и брошенных детей, которые для выживания должны были заниматься воровством.

Нас здесь не интересуют другие механизмы и манипуляции, в результате которых Первая мировая война породила Русскую революцию. Для нас сейчас важнее природа марксизма, причем по двум причинам. Во-первых, марксизм во многом был создан как альтернативная религия; во-вторых, он привел к самой решительной в истории попытке устранить бога.

Новый этап развития человека. Карл Маркс

Маркс, говорит Брюс Мазлиш, был ессеем раннего социализма. Это предполагает некоторые религиозные и аскетические свойства, но на самом деле Маркса не так легко поместить в определенную категорию. Иногда он воспринимал себя как ученого, подобного Дарвину, который исследует не «естественные механизмы», но «механизмы человеческого общества». В конце 1830-х, когда заканчивался романтический период, Маркс писал стихи и поддерживал дружеские отношения с Генрихом Гейне, Фердинандом Фрейлигратом и Георгом Гервегом. Как указывает Мазлиш, распространение марксизма было подобно распространению христианства или ислама. И потому нас не должно удивлять то, что впервые марксизм одержал победу в России, в отсталой и крайне религиозной стране, где еще не было капиталистической индустриализации.

На Маркса, по словам Мазлиша, повлиял язык Лютера – тот язык, на который Лютер перевел Библию. «Иные считают, что Маркс продолжает традицию великих библейских пророков, обличавших людей… Но Маркс получил эту традицию через Лютера, поскольку Маркса воспитывали как христианина. Всем известно, что он не остался христианином – а Лютер не стремился стать предтечей коммунизма… Но их объединяет… общая риторическая структура, а именно, характерное выражение апокалиптической традиции с ее движением от одного этапа к другому… от изначального состояния подчинения и угнетения к кульминации в виде совершенного общества».

Хотя Маркс стал воинствующим атеистом, «пародия на “союз со Христом”», функция религии, ее место в нашей психологии сохранили свое важнейшее значение для него.[378]

Маркс всегда оставался в той же мере философом, в какой он был экономистом. Его главным пунктом, ярче всего выраженным в «Капитале», было представление о том, что рабочий становится «тем беднее, чем больше богатства он производит». Он утверждал, что рабочий беднеет, «даже если ему больше платят», поскольку здесь усиливается отчуждение – работник становится беднее как человеческое существо. Таким образом, Маркс развивал концепцию отчуждения; он считал, что этот феномен берет начало в труде и имеет четыре характерных аспекта: (1) труд уже не принадлежит рабочему при капитализме – это чужеродное явление, доминирующее над ним; (2) сам акт производства отчуждает рабочего от его собственной природы – он становится в меньшей степени человеком; (3) потребности рынка – и предприятия – отчуждают человека от других людей и (4) от окружающей его культуры. Как считал Маркс, эти силы отчуждения создают новую психологию.

Он писал так, как если бы был первооткрывателем новой науки, которая указывает на новый этап развития человека. Французские и английские мыслители, как он считал, первыми поняли, что история – это история производства и обмена, так что экономическая история стоит в центре всего. Он отверг политическую историю; не существует «общественного договора» Руссо, лишь экономические отношения «связывают человека с человеком». Это представление произвело переворот в политической науке.[379]