Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Во всех поздних пьесах О’Нила герои ищут более возвышенное основание для опыта жизни, надеются прикоснуться к трансцендентному смыслу в современном мире, остро переживают конфликт – особенно, как считал О’Нил, актуальный для США – между материалистической жадностью и духовной трансцендентностью.[475] В «Динамо» (1929) поиск «заместителей бога» (выражение О’Нила) ведет к противопоставлению пуританства науке (электричеству), где вторая оказывается столь же тупиковым путем, как и первое. В Америке, считал драматург, даже искусства подчинены деловой этике и даже бескорыстная тяга к знаниям осквернена стремлением получать гранты на исследования. Деньги и богатство – ложные боги, и вместо «пустой траты времени на накопление материальных богатств или на иллюзию власти через накопленные знания» Америка должна позаботиться о своем духовном здоровье.

О’Нил не обольщал себя ложной надеждой на то, что страна проникнется этой заботой и будет успешна в своем поиске, но для него важно было представление о том, что бытие человека «внутренне противоречиво», что страдание составляет важную его часть и что с этим ничего не поделать, но мы способны страдать, а трагедия, по самой своей природе, «и опустошает, и поднимает».[476]

И снова этот аспект понимания себя следует рассматривать на фоне семьи. Как считал О’Нил, семьи содержат множество приватных пространств, секретов и тайн, где, несмотря ни на что, можно найти понимание и прощение. Значимую роль семьи он (в отличие от Фрейда) видел не только в том, что она в первые годы жизни человека формирует его характер, – семья сохраняет свое влияние на протяжении всей жизни как то место, где невозможно поддерживать наши иллюзии, потому что твои близкие знают слишком много, где оправдаться невозможно и нельзя превратить оправдание в объяснение. Здесь люди, несмотря на любые препятствия, достигают взаимозависимости и начинают понимать, что близость может причинять боль, а не только вознаграждать.

Счастье, как и полнота жизни, не представляет собой окончательное состояние. Единственным «законченным» состоянием может быть понимание себя, и нельзя сказать, каким оно будет. Оно зависит от того, что происходило в жизни раньше. Оно может быть и положительным, и отрицательным. Нам не следует ожидать чего-либо помимо этого.

13 Умение смириться с фактом

Вирджинии Вульф принадлежит знаменитая фраза, прозвучавшая в статье «Мистер Беннет и Миссис Браун» (1924) о том, что «где-то чуть раньше декабря 1910 года человеческая природа изменилась».[477] Первая версия данной статьи была написана как ответ на статью Арнольда Беннетта, где тот утверждал, что основание хорошей художественной прозы – «характеры героев и ничто иное», и говорил, что герои Вульф «не живут в уме читателя, потому что автор одержима деталями и мастерством». Своей знаменитой фразой Вирджиния Вульф хотела сказать следующее: в культуре произошло одновременно так много изменений, что мы уже ощущаем изменение природы. «Все человеческие взаимоотношения перевернулись – добавляла она, – отношения между слугами и господами, мужьями и женами, родителями и детьми. А когда меняются отношения между людьми, в это же время меняются религия, поведение, политика и литература».

Отчасти ее замечание отражает интерес к живописи, к тому, как живопись отличается от писательского ремесла, и интерес к психологии, в частности к психоанализу. Издательство Хогартпресс, созданное ею и ее мужем Леонардом в 1917 году, начало публиковать переводы Фрейда в начале 1920-х. Вирджинию впечатлял тот факт, что живопись может представить все детали одновременно, тогда как текст линеен, и ее также интересовала еще одна способность живописи – ее отражали кубизм и экспрессионизм – смотреть на предмет с разных точек зрения, часто при этом разрушая образы. Как она знала, современная наука также утверждала, что искажение входит в природу человеческого восприятия.

Ее интерес к психоанализу (который питало и то, что она сама время от времени погружалась в безумие) помог ей понять, что люди редко мыслят линеарно, хотя из рассказов Арнольда Беннетта косвенно следует вывод о линеарности мышления. Скорее мы мыслим «всплесками», говорила она, и наши словесные брызги отражают «водовороты чувства», которое никогда не линеарно. Именно это, в числе прочего, Вирджиния Вульф стремилась выразить своими текстами.

Тот факт, что она чувствовала происходящие вокруг изменения, был по большому счету ее главной силой – фактически Вульф никогда не теряла интереса к изменению. В 1920-х – а это, как все признают, было самое ее продуктивное десятилетие – она поставила перед собой задачу изобразить в романах бога «в процессе изменения». Она насквозь видела материалистов XIX века, как она их называла, с их заботой о фактах, а не о душе своих героев. Она восторгалась «Улиссом» Джеймса Джойса как попыткой «найти должное современное выражение духовному ощущению» (см. с. 348 об отношении Джойса к фактам).