Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Нью-эйдж описывается как «шведский стол» духовных замен христианству. Сам термин «нью-эйдж» («новая эра») – астрологический, происходящий из веры в то, что где-то в 1970-х годах мы вышли из астрологической эры Рыб и вступили в эру Водолея. Эра Рыб началась с началом христианства и включила в себя Ренессанс, Реформацию и развитие гуманизма. Это был век власти и авторитета, в котором мировоззрение человека контролировалось иудео-христианством. Век Водолея, который, как предполагается, начался приблизительно на рубеже второго и третьего тысячелетий, должен явить нам новую духовность, ведущую к «расширению сознания», к целостности человека. Все разнообразные учения нью-эйдж сходятся в одном: личного бога не существует. Свою задачу они видят в том, чтобы заполнить духовный вакуум постхристианства.[836]

Нам не хватает «практики». Аласдэр Макинтайр, Джон Роулз

Хотя в последние десятилетия ХХ века постмодернизм сделался ведущим интеллектуальным течением, выпестованная им лоскутная этика оказалась идеальной питательной средой для фигур, идущих против течения – предлагающих ту ясность и связность, от которой постмодернизм бежит. По-видимому, одна из наиболее разработанных и систематизированных светских этик этого периода принадлежит Аласдэру Макинтайру.

Шотландец и марксист, в 1970 году эмигрировавший из Великобритании в США, а позже ставший католиком, Макинтайр излагает свои взгляды в серии книг по моральной философии: «После добродетели» (1981), уже нами упомянутой, «Справедливость – для кого? Разумность – какая из?» (1988), «Три соперничающие теории морали» (1990) и «Разумные и зависимые животные» (1999). Чтобы понять, как жить в мире без бога, он предлагает нам вернуться идеологически в Древнюю Грецию, к временам Аристотеля, в эпоху до появления великих монотеистических религий. Современная ситуация представляется ему достаточно тяжелой: в мире корпоративного либерализма нет согласия не только по вопросу о боге, но и в том, что считать разумными аргументами за или против бога. Индивидуалистическая этика, по которой живем мы сейчас, предполагает, что «можно думать что угодно, если это дает контроль над ситуацией» или приносит выгоду (еще один принцип постмодернизма – нет и быть не может на свете ничего важнее власти). Моральные принципы в наши дни выбирают на основе их эффективности. Мы живем, говорит Макинтайр, в мире «эмотивизма» – учения о том, что «все ценностные суждения, а конкретнее, все моральные суждения – не более чем выражения наших чувств, отношений и предпочтений».

Макинтайр полагает, что это неверно – ведь «на самом деле мы можем рационально описать наилучшую возможную для человека жизнь, а, следовательно, можем выносить и моральные суждения, не сводящиеся к чистой вкусовщине».

В современной жизни, говорит он, нам недостает понятия «практика»: как пример он приводит игру в шахматы. Во всякой практике мы достигаем «блага» двух родов. С одной стороны, это внешнее «благо»: в шахматах – деньги, слава и влияние для того, кто научится играть лучше других и станет чемпионом. Но есть и внутреннее «благо», которое мы получаем просто благодаря участию в игре. Это упражнение в добродетелях – добродетели честности (не жульничать), мужества (не сдаваться и продолжать борьбу даже в тяжелой ситуации), благородства по отношению к тем, кто играет лучше тебя, и великодушия к тем, кто играет хуже. Кроме того, играя в шахматы, мы учимся прислушиваться к чужим суждениям о себе: невозможно сделаться гроссмейстером, если тебя таковым не признают другие.

Обществу, говорит Макинтайр, для того чтобы быть обществом и предлагать наилучший выбор наибольшему числу людей, также необходимо практиковаться в определенных добродетелях – честности, мужестве, справедливости, как в примере, приведенном выше. Хорошее общество должно состоять из людей, знающих друг друга, а также постоянно практикующих и оттачивающих свои добродетели. Проблема либеральных демократий, говорит он, в том, что в сущности это замаскированные олигархии, в которых корпоративный либерализм (или, попросту, капитализм) черпает свою силу во фрагментации: как правило, у индивидов в таком обществе нет возможности вместе отстаивать общее благо – и, соответственно, нет возможности развивать добродетели. Либерализм, продолжает он, декларирует нейтралитет в вопросах добра и зла, однако сам этот нейтралитет – уловка, призванная обеспечить господство корпоративного либерализма над средствами производства, в результате которого опыт добродетели в обществе сводится к минимуму. А ведь именно добродетель наполняет жизнь людей смыслом и счастьем! Даже традиция, когда-то представлявшая собой «форму» для добродетели, теперь стремительно выветривается.