В беседе Сталин заметил Черняховскому, что можно сформировать штаб фронта заново, а старый состав штаба передать 2-му Белорусскому — генералу Петрову. Черняховский возразил — у генерала Петрова опыта побольше, поэтому лучше бы штаб Западного фронта передать 3-му Белорусскому. Черняховский вместо члена Военного совета Мехлиса просил назначить кого-либо другого, поскольку он часто прибегает к крайностям, может снять с поста кого угодно без особых на то причин. На это Сталин ответил, что напрасно Черняховский полагает, будто Мехлис остался таким же, каким он был на Крымфронте.
В заключение беседы Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин сообщил, что при разделении Западного фронта будет присутствовать генерал Штеменко, затем поздравил Черняховского с назначением, поинтересовался, как семья, и разрешил звонить ему по ВЧ в любое время.
18 февраля 1945 войска Черняховского окружили город и крепость Кенигсберг. В бою на окраине города Мельзал генерал армии И.Д. Черняховский был тяжело ранен и в тот же день скончался.
ЧЕРЧИЛЛЬ (Churchill) Уинстон (1874–1965), политический, государственный и военный деятель Великобритании.
Черчилль выступил одним из главных организаторов иностранной военной интервенции в революционную Россию в 1918–1920. Во время беседы с И.В. Сталиным в августе 1942 У. Черчилль спросил: мог ли он простить ему его роль в интервенции Антанты против Советов в 1918–1920? И.В. Сталин ответил: «Все это в прошлом. Не мне вас прощать. Бог простит».
В связи с нападением фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 Черчилль заявил: «За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывавшимся сейчас зрелищем…. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющих свои дома, где их матери и жены молятся — да, бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры… Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран…
Я должен заявить о решении правительства ее величества, и я уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки… Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе… Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы…»
На деле Черчилль двурушничал и уже в 1942 в секретном меморандуме предлагал создать Соединенные Штаты Европы в качестве «барьера» против Советского Союза, вести войну по возможности за счет СССР.
И.В. Сталину пришлось настойчиво и твердо бороться за создание антигитлеровской коалиции, за открытие второго фронта в Европе. Уже в декабре 1941 И.В. Сталин ставил эти вопросы перед А. Иденом — посланцем Черчилля. В августе 1942 И.В. Сталин пригласил в СССР премьера У. Черчилля. По пути в Москву «я, — признавался Черчилль, — размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них. звучала: «Не будет второго фронта в 1942 году».
Это было все равно, что вести большой кусок льда на Северный полюс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично сообщить им факты и поговорить обо всем этом лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться на телеграммы и посредников».