Эпоха Вермеера. Загадочный гений Барокко и заря Новейшего времени

Отцы города надеялись, что, несмотря на трагедию, дом Оранских останется в Делфте, но наследник принца – Морис Нассауский – предпочел перебраться в Гаагу. Разумеется, это стало ударом для жителей Делфта, поскольку воспринималось как утрата чести, они потеряли лицо в глазах соседних городов и ожидали самых прискорбных последствий (как будто пожаров, чумы, войн и религиозных столкновений этого века было мало!), однако, на художественную жизнь Делфта отъезд Оранских отнюдь не произвел драматического эффекта. Это можно объяснить в первую очередь тем, что уже выросло поколение живописцев, умевших работать в стиле, который нравился аристократии, а также тем, что хорошо развитое водное сообщение между городами позволяло наведываться в Гаагу хоть каждый день. Производство предметов роскоши было не слишком развито в столице, и потому делфтские мастера, в том числе художники, могли рассчитывать на этот рынок.

В первой половине XVII века в Делфте работает ряд выдающихся живописцев, благодаря которым искусство этого города и становится самобытным. Вопросу о том, можно ли выделить «Делфтскую школу» как самостоятельное явление, была посвящена выставка-исследование 2001 года «Вермеер и делфтская школа», объединившая произведения из собраний Голландии, Бельгии, Германии, Америки, Англии, России и других стран, а также из частных коллекций. И, как это часто бывает в искусствоведении, по ее итогам окончательный ответ не был найден.

Неизвестный мастер. Мадонна с младенцем в окружении Св. Екатерины, Св. Цецилии, Св. Барбары и Св. Урсулы. Кон. XV в. Рейксмузей.

«Существовала ли “Делфтская Школа”, – пишет Уолтер Лидтке, хранитель отдела голландской и фламандской живописи в музее Метрополитен, – остается предметом дискуссий; некоторые исследователи, обдумав это, отбросили идею совершенно. Мой собственный ответ не “да” и не “нет”, а “условное да”, этот вопрос требует исследования»[30]. И далее в книге Лидтке говорит о «школе» с маленькой буквы, то есть об определенных чертах, характерных для круга делфтских художников.

Выстраивать генеалогию этой школы следует, начиная с мастеров, работавших в период Северного Возрождения и создававших утонченные, скрупулезно проработанные алтарные картины. «Очевидно, что корни делфтского искусства тянутся к живописи бургундских Нидерландов, но не к ренессансному Антверпену. Связь между “Портретом четы Арнольфини” ван Эйка и вермееровскими тихими, наполненными солнцем, неподвижными, созерцательными интерьерными сценами – это явно, как уже говорилось, нидерландская традиция внимательного вглядывания и тонкого мастерства исполнения, но эта традиция, следует добавить, во многом зависела от поддержки со стороны придворных и меценатов»[31]. И такая привычка к покровительству, понимание произведений искусства как способа подчеркнуть ученость, воспитанность, утонченность и высокий статус – сложились в Делфте благодаря принцу и его окружению.

Назовем несколько значимых для Делфта имен и посмотрим, какие качества присущи их искусству.

Михиль ван Миревельд. Портрет Филиппа-Вильгельма Оранского (старшего сына штатгальтера). Нач. XVII в. Рейксмузей

Михиль ван Миревельд. Портрет дамы. 1628. Коллекция Уоллеса.

Первым упомянем Михиля ван Миревельда, знаменитого портретиста, удостоившегося упоминания в «Книге о художниках» Карела ван Мандера, где историк хвалит его многофигурные композиции и сетует на то, что ван Миревельд «с трудом находил время, чтобы писать что-либо другое, кроме портретов, заказами на которые он был завален»[32], ведь он выступал в роли придворного художника принца Оранского. Ван Миревельд специализировался на парадных портретах, подавая коллегам пример того, как следует изображать уважаемого человека. Основой его работ была традиционная композиция поясного или погрудного портрета, где герой изображается стоящим вполоборота на нейтральном фоне. Ван Миревельд не стремился передать внутренний мир заказчика, но передавал черты лица с точностью миниатюриста и умел подчеркнуть статус своей модели, благодаря детальной проработке костюма. В Гааге он писал принца, придворных, иностранных монархов, а в Делфте – бюргеров, отдававших большие деньги за портреты, обладавшие высоко ценимым качеством, которое Уолтер Лидтке назвал «благородная сдержанность» (dignified reserve), созвучной также меланхолично-изысканной манере портретиста английских королей Антониса ван Дейка. Именно эта черта стиля ван Миревельда закрепилась в сознании делфтских коллекционеров как эстетическая ценность.