Молитве должно было предшествовать очищение, а поскольку молиться мусульманин должен был пять раз в день, чистота буквально соседствовала с благочестием. Мухаммед, как и Моисей, использовал религию как средство гигиены, а также морали, исходя из общего принципа, что рациональное может получить народное признание только в форме мистического. Он предупреждал, что молитва нечистого человека не будет услышана Богом; он даже думал сделать чистку зубов обязательным условием для молитвы; но в конце концов он пришел к компромиссу: омыть лицо, руки и ноги (ст. 6). Мужчина, имевший половые отношения, женщина, у которой была менструация или роды, после последнего очищения должны были омыться перед молитвой. На рассвете, вскоре после полудня, поздним вечером, на закате и перед сном муэдзин поднимался на минарет, чтобы провозгласить адхан, или призыв к молитве:
Аллаху Акбар (Бог велик)! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Я свидетельствую, что Мухаммед — апостол Аллаха. Я свидетельствую, что Мухаммед — апостол Аллаха. Я свидетельствую, что Мухаммед — апостол Аллаха. Приходите на молитву! Приходите на молитву! Приходите на молитву! Приходите к успеху! Приходите к успеху! Приходите к успеху! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Нет бога, кроме Аллаха!
Это мощный призыв, благородный призыв встать вместе с солнцем, желанное прерывание жаркой работы дня, торжественное послание божественного величия в тишине ночи; благодарное даже для чужих ушей странное пронзительное пение множества муэдзинов из разных мечетей, призывающее земную душу к минутному общению с таинственным источником жизни и разума. В эти пять дней все мусульмане во всем мире должны оставить все свои дела, очиститься, повернуться к Мекке и Каабе и произнести те же краткие молитвы, в тех же последовательных позах, в впечатляющей синхронности двигаясь вместе с солнцем по земле.
Те, у кого было время и желание, шли в мечеть, чтобы помолиться. Обычно мечеть была открыта весь день; любой мусульманин, ортодокс или еретик, мог зайти в нее, чтобы совершить омовение, отдохнуть или помолиться. Там же, в полумраке, учителя учили своих учеников, судьи разбирали дела, халифы объявляли свою политику или указы; люди собирались, чтобы поболтать, узнать новости, даже договориться о делах; мечеть, как и синагога и церковь, была центром повседневной жизни, домом и очагом общины. За полчаса до полудня пятницы муэдзин выкрикивал с минаретов приветствие или салам — благословение Аллаху, Мухаммеду, его семье и великим сподвижникам — и созывал прихожан в мечеть. Ожидалось, что молящиеся уже искупались, надели чистую одежду и надушились; они могли совершить легкое омовение в резервуаре или фонтане, стоявшем во дворе мечети. Женщины обычно оставались дома, когда мужчины шли в мечеть, и наоборот; опасались, что присутствие женщин, даже завуалированных, отвлечет возбудимого мужчину. Перед входом в мечеть молящиеся снимали обувь и входили в тапочках или чулках. Там или во дворе (если их было много) они вставали плечом к плечу в один или несколько рядов, лицом к михрабу или молитвенной нише в стене, которая указывала киблу или направление на Мекку. Имам или руководитель молитвы читал отрывок из Корана и произносил короткую проповедь. Каждый молящийся произносил несколько молитв, принимая предписанные позы — поклоны, коленопреклонения и простертости; мечеть означала место простертости в молитве.* Затем имам произносил сложную серию приветствий, благословений и оракулов, к которым молча присоединялись прихожане. Не было ни гимнов, ни процессий, ни таинств, ни сборов, ни платы за скамьи; религия, будучи единой с государством, финансировалась из общественных средств. Имам был не священником, а мирянином, который продолжал зарабатывать на жизнь светским занятием и назначался старостой мечети на определенный срок и за небольшое жалованье для руководства молитвой прихожан; в исламе не было священства. После пятничной молитвы мусульмане могли, если хотели, заниматься работой, как и в любой другой день; тем временем, однако, они познали очистительный час возвышения над экономическими и социальными трудностями и бессознательно скрепили свою общину общим ритуалом.