Эпоха веры

Его первой крупной работой (ок. 1000 г.) стал высокотехничный трактат «Вести о прошлом» (Athar-ul-Baqiya), посвященный календарям и религиозным праздникам персов, сирийцев, греков, иудеев, христиан, сабеян, зороастрийцев и арабов. Это необычайно беспристрастное исследование, начисто лишенное религиозной вражды. Как мусульманин аль-Бируни склонялся к секте шиитов, с ненавязчивой тенденцией к агностицизму. Однако он сохранил определенный персидский патриотизм и осуждал арабов за разрушение высокой цивилизации сасанидского режима.27 В остальном его позиция была позицией объективного ученого, усердного в исследованиях, критичного в изучении традиций и текстов (включая Евангелия), точного и добросовестного в изложении, часто признающего свое невежество и обещающего продолжать свои поиски до тех пор, пока не выяснится истина. В предисловии к «Вестиям» он писал, подобно Фрэнсису Бэкону: «Мы должны очистить свой разум… от всех причин, которые ослепляют людей к истине, от старых обычаев, партийного духа, личного соперничества или страсти, стремления к влиянию». Пока его хозяин опустошал Индию, аль-Бируни провел много лет, изучая ее народы, языки, верования, культуры и касты. В 1030 году он опубликовал свой шедевр — «Историю Индии» (Тарих аль-Хинд). В самом начале он провел резкое различие между слухами и сообщениями очевидцев, а также классифицировал разновидности «лжецов», которые писали историю.28 Он уделил мало места политической истории Индии, но сорок две главы посвятил индуистской астрономии и одиннадцать — индуистской религии. Он был очарован «Бхагавад-гитой». Он видел сходство между мистицизмом веданты, суфиев, неопифагорейцев и неоплатоников; он сравнивал отрывки из индийских мыслителей с аналогичными отрывками из греческих философов и отдавал предпочтение грекам. «Индия, — писал он, — не произвела на свет ни одного Сократа; ни один логический метод не изгнал фантазию из науки».29 Тем не менее он перевел на арабский несколько санскритских научных трудов и, словно в уплату долга, перевел на санскрит «Элементы» Евклида и «Альмагест» Птолемея.

Его интерес распространялся почти на все науки. Он дал лучшее средневековое изложение индусских цифр. Он написал трактаты об астролябии, планисфере, армиллярной сфере и составил астрономические таблицы для султана Масуда. Он считал само собой разумеющимся, что Земля круглая, отмечал «притяжение всех вещей к центру Земли» и замечал, что астрономические данные можно объяснить как с помощью гипотезы о том, что Земля ежедневно вращается вокруг своей оси и ежегодно вокруг Солнца, так и с помощью обратной гипотезы.30 Он рассуждал о том, что долина Инда когда-то была дном моря.31 Он составил обширный лапидарий, описав большое количество камней и металлов с точки зрения природы, торговли и медицины. Он определил удельный вес восемнадцати драгоценных камней и сформулировал принцип, согласно которому удельный вес предмета соответствует объему вытесненной им воды.32 Он нашел способ вычисления без трудоемких сложений результата многократного удвоения числа, как в индуистской истории о квадратах шахматной доски и песчинках. Он внес вклад в геометрию решением теорем, которые впоследствии стали носить его имя. Он составил энциклопедию по астрономии, трактат по географии, а также «Очерк астрономии, астрологии и математики». Он объяснил действие природных источников и артезианских колодцев гидростатическим принципом сообщающихся сосудов.33 Он написал истории правления Махмуда, Субуктигина и Хорезма. Восточные историки называют его «шейхом» — как бы в значении «повелитель знающих». Его многогранная деятельность в одном поколении с Ибн Синой, Ибн аль-Хайтамом и Фирдоуси знаменует собой рубеж десятого и одиннадцатого веков как зенит исламской культуры и кульминацию средневековой мысли.34