Эпоха веры

Среди его останков только одна работа поражает нас своей оригинальной силой: Аль-Медина аль-Фадила — Идеальный город. Она открывается описанием закона природы как вечной борьбы каждого организма со всеми остальными — «bellum omnium contra omnes» Гоббса; каждое живое существо, в конечном счете, видит во всех других живых существах средство для достижения своих целей. Некоторые циники утверждают, говорит аль-Фараби, что в этой неизбежной конкуренции мудрецом является тот, кто лучше всего подчиняет других своей воле и наиболее полно реализует свои собственные желания. Как из этого закона джунглей возникло человеческое общество? Если доверять рассказу аль-Фараби, среди мусульман были и руссоисты, и ницшеанцы, которые занимались этим вопросом: одни считали, что общество началось с соглашения между людьми, что их выживание требует принятия определенных ограничений через обычай или закон; другие вычеркивали этот «общественный договор» из истории и утверждали, что общество, или государство, началось с завоевания и подчинения слабых сильным. Сами государства, говорили эти ницшеанцы, являются органами конкуренции; естественно, что государства должны бороться друг с другом за господство, безопасность, власть и богатство; война естественна и неизбежна; и в этом окончательном арбитраже, как в законе природы, единственным правом является сила. Аль-Фараби противопоставляет этому мнению призыв к своим согражданам строить общество не на зависти, власти и раздорах, а на разуме, преданности и любви.64 В конце он смело рекомендует монархию, основанную на сильной религиозной вере.65

Ученик ученика аль-Фараби основал в Багдаде около 970 года ассоциацию савантов — известную нам только по имени ее основателя как Сиджистанское общество — для обсуждения философских проблем. Ни один из членов общества не задавал вопросов о своем национальном происхождении или религиозной принадлежности. Группа, похоже, утонула в логике и эпистемологии, но ее существование свидетельствует о том, что интеллектуальный аппетит в столице сохранился. Более значимым и результативным было аналогичное, но тайное братство ученых и философов, организованное в Басре около 983 года. Эти «Братья искренности» или чистоты (Ихван ас-Сафа) были встревожены ослаблением халифата, бедностью народа и разложением нравов; они стремились к моральному, духовному и политическому обновлению ислама и считали, что это обновление может быть основано на смешении греческой философии, христианской этики, суфийского мистицизма, шиитской политики и мусульманского права. Они представляли себе дружбу как сотрудничество способностей и добродетелей, причем каждая сторона привносила в союз качества, которых не хватало и в которых нуждались другие; истина, считали они, быстрее приходит от встречи умов, чем от индивидуальных размышлений. Так они частным образом встречались и обсуждали, с прекрасной свободой, католицизмом и вежливостью, все основные проблемы жизни, и в конце концов издали пятьдесят один трактат как свою продуманную и совместную систему и воплощение науки, религии и философии. Один испанский мусульманин, путешествовавший по Ближнему Востоку около 1000 года, увлекся этими трактатами, собрал их и сохранил.

На этих 1134 страницах мы находим научные объяснения приливов, землетрясений, затмений, звуковых волн и многих других природных явлений; полное признание астрологии и алхимии, а также эпизодическое обращение к магии и нумерологии. Теология, как и почти у всех мусульманских мыслителей, гностическая и неоплатоническая: от Первопричины или Бога исходит активный интеллект (Логос, Разум), от которого исходит мир тел и душ. Все материальные вещи образованы душой и действуют через нее. Каждая душа не знает покоя до тех пор, пока не соединится с Активным Разумом, или Мировой Душой. Этот союз требует абсолютной чистоты души; этика — искусство достижения этой чистоты; наука, философия и религия — средства для такого очищения. Стремясь к чистоте, мы должны стараться брать за образец интеллектуальную преданность Сократа, универсальное милосердие Христа и скромное благородство Али. Когда разум раскрепощен знанием, он должен чувствовать себя свободным, чтобы переосмыслить через аллегорию и тем самым примирить с философией «грубые выражения Корана, которые были приспособлены к пониманию нецивилизованного народа пустыни».66- резкий персидский ответ на арабскую гордыню. В целом эти пятьдесят один трактат представляют собой наиболее полное и последовательное выражение мусульманской мысли в эпоху Аббасидов. Ортодоксальные лидеры в Багдаде сожгли их как ересь в 1150 году, но они продолжали распространяться и оказали огромное влияние на мусульманскую и еврейскую философию — на аль-Газали и Аверроэса, ибн Габироля и Иуду Халеви,67 на философского поэта аль-Маарри и, возможно, на человека, который в течение своей короткой жизни соперничал с этим совместным синтезом по масштабу и глубине и превзошел его по рациональности.