Эпоха веры

Когда пришли вандалы, старый лев веры все еще был на своем посту. До конца он оставался на богословской арене, разгоняя новые ереси, противодействуя критикам, отвечая на возражения, разрешая трудности. Он серьезно рассуждал о том, сохранит ли женщина свой пол в следующем мире; возродятся ли уродливые и изуродованные, худые и толстые в прежнем виде; и как будут восстановлены те, кого съели другие во время голода.96 Но возраст настиг его с печальными последствиями. На вопрос о здоровье он ответил: «Духом я здоров… телом же я прикован к постели. Я не могу ни ходить, ни стоять, ни сидеть из-за раздувшихся кип… Но все же, поскольку таково благоволение Господа, что мне сказать, кроме того, что я здоров?»97

Он сделал все возможное, чтобы удержать Бонифация от мятежа против Рима, и принял участие в возвращении его к верности. Когда Гайзерик продвигался вперед, многие епископы и священники спрашивали Августина, оставаться ли им на своих постах или бежать; он велел им оставаться и подавал пример. Когда вандалы осадили Гиппо, Августин поддерживал моральный дух голодающих людей своими проповедями и молитвами. На третий месяц осады он умер в возрасте семидесяти шести лет. Он не оставил завещания, не имея никакого имущества; но он написал собственную эпитафию: «Что тяготит сердце христианина? То, что он пилигрим и тоскует по своей стране».98

Немногие люди в истории имели такое влияние. Восточное христианство так и не приняло его, отчасти потому, что он был совершенно негреческим в своей ограниченной образованности и в своем подчинении мысли чувству и воле; отчасти потому, что восточная церковь уже подчинилась государству. Но на Западе он наложил окончательную печать на католическое богословие. Предвосхищая и вдохновляя Григория VII и Иннокентия III, он сформулировал притязания церкви на главенство над разумом и государством; великие битвы пап с императорами и королями были политическими следствиями его мысли. До XIII века он доминировал в католической философии, придавая ей неоплатонический оттенок; и даже аристотелик Аквинский часто следовал его примеру. Виклиф, Гус и Лютер считали, что возвращаются к Августину, когда покидали Церковь; а Кальвин в основу своего безжалостного вероучения положил теории Августина об избранных и проклятых. В то же время, когда он стимулировал умственных людей, он стал вдохновением для тех, чье христианство было скорее сердечным, чем головным; мистики пытались повторить его шаги в поисках видения Бога; мужчины и женщины находили пищу и фразы для своего благочестия в смирении и нежности его молитв. Возможно, секрет его влияния в том, что он объединил и укрепил как философские, так и мистические направления в христианстве и открыл путь не только для Фомы Аквинского, но и для Фомы Кемпийского.

Его субъективный, эмоциональный, антиинтеллектуальный акцент ознаменовал конец классической, триумф средневековой литературы. Чтобы понять Средневековье, мы должны забыть наш современный рационализм, нашу гордую уверенность в разуме и науке, наши беспокойные поиски богатства и власти, земного рая; Мы должны сочувственно проникнуть в настроение людей, разочаровавшихся в этих занятиях, стоящих на пороге тысячелетнего рационализма, обнаруживших, что все мечты об утопии разбиты войной, нищетой и варварством, ищущих утешения в надежде на счастье за гробом, вдохновленных и утешенных историей и образом Христа, уповающих на милосердие и доброту Бога и живущих мыслями о Его вечном присутствии, Его неотвратимом суде и искупительной смерти Его Сына. Святой Августин, как никто другой, и даже в эпоху Симмаха, Клавдиана и Авсония, раскрывает и формулирует это настроение. Он — самый подлинный, красноречивый и сильный голос эпохи веры в христианстве.

VI. ЦЕРКОВЬ И МИР

Аргумент Августина против язычества стал последним опровержением в величайшем из исторических споров. Язычество сохранилось в моральном смысле, как радостное потворство естественным аппетитам; как религия оно осталось только в виде древних обрядов и обычаев, которым потворствовала, или принимала и преобразовывала, часто снисходительная церковь. Интимное и доверительное поклонение святым заменило культ языческих богов и удовлетворило конгениальный политеизм простых или поэтических умов. Статуи Изиды и Гора были переименованы в Марию и Иисуса; римские Луперкалии и праздник очищения Изиды стали праздником Рождества Христова;99 Сатурналии были заменены рождественскими праздниками, Флоралии — Пятидесятницей, древний праздник мертвых — Днем всех душ,100 воскресение Аттиса — воскресением Христа.101 Языческие алтари были заново посвящены христианским героям; ладан, огни, цветы, процессии, облачения, гимны, которые радовали людей в старых культах, были одомашнены и очищены в ритуале Церкви; а суровое заклание живой жертвы было возвышено в духовной жертве Мессы.