Тем не менее Церковь укрепила семью, окружив брак торжественной церемонией и возвысив его из договора в таинство. Сделав брак нерасторжимым, она повысила безопасность и достоинство жены и поощрила терпение, которое приходит от безнадежности. Некоторое время положение женщины страдало из-за учения некоторых христианских отцов о том, что женщина является порождением греха и орудием сатаны; но это положение было несколько исправлено почестями, воздаваемыми Богоматери. Приняв брак, Церковь благословила обильное материнство и строго запретила аборты и детоубийство; возможно, именно для того, чтобы отбить охоту к подобной практике, ее богословы прокляли в вечную тьму любого ребенка, умершего без крещения. Именно благодаря влиянию Церкви Валентиниан I в 374 году приравнял детоубийство к смертному преступлению.
Церковь не осуждала рабство. Ортодоксы и еретики, римляне и варвары считали этот институт естественным и нерушимым; несколько философов протестовали, но у них тоже были рабы. Законодательство христианских императоров в этом вопросе не идет ни в какое сравнение с законами Антонина Пия или Марка Аврелия. Языческие законы обрекали на рабство любую свободную женщину, вышедшую замуж за раба; законы Константина предписывали казнить женщину, а раба сжигать заживо. Император Грациан постановил, что раб, обвинивший своего хозяина в любом преступлении, кроме государственной измены, должен быть сожжен заживо сразу же, без выяснения справедливости обвинения.106 Но хотя Церковь признавала рабство как часть военного права, она сделала больше, чем любой другой институт того времени, чтобы смягчить зло рабства. Она провозгласила через Отцов принцип, согласно которому все люди по природе равны — предположительно в смысле юридических и моральных прав; она проводила этот принцип в жизнь, принимая в свое общение все сословия и классы: хотя ни один раб не мог быть рукоположен в священники, самый бедный вольноотпущенник мог занять высокое место в церковной иерархии. Церковь отвергла существовавшее в языческом праве различие между преступлениями, совершенными свободным человеком и рабом. Она поощряла манумиссию, делала освобождение рабов способом искупления грехов, празднования удачи или приближения к судейскому месту Бога. Она тратила огромные суммы на освобождение из рабства христиан, захваченных на войне.107 Тем не менее рабство продолжалось на протяжении всего Средневековья и умирало без помощи духовенства.
Выдающимся нравственным отличием Церкви была ее широкая благотворительность. Языческие императоры выделяли государственные средства для бедных семей, а языческие магнаты делали что-то для своих «клиентов» и бедных. Но никогда еще мир не видел такой раздачи милостыни, какая была организована Церковью. Она поощряла завещания бедным, которые должны были управляться ею; появились некоторые злоупотребления и махинации, но о том, что церковь выполняла свои обязательства с избытком, свидетельствует ревностное подражание Юлиана. Она помогала вдовам, сиротам, больным и немощным, заключенным, жертвам природных катаклизмов; она часто вмешивалась, чтобы защитить низшие сословия от необычной эксплуатации или чрезмерного налогообложения.108 Во многих случаях священники, достигнув епископата, отдавали все свое имущество бедным. Такие христианские женщины, как Фабиола, Паула и Мелания, посвящали свои состояния благотворительной деятельности. Следуя примеру языческих валетудинариев, Церковь или ее богатые миряне основывали общественные больницы в невиданных ранее масштабах. Василий основал знаменитую больницу и первый приют для прокаженных в Кесарии в Каппадокии. Ксенодохии — приюты для странников — возникали вдоль паломнических маршрутов; Никейский собор постановил, чтобы в каждом городе было по одному приюту Вдовы привлекались к раздаче милостыни и находили в этой работе новое значение для своей одинокой жизни. Язычники восхищались стойкостью христиан, ухаживающих за больными в городах, пораженных голодом или мором.109