Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев

Слабость души, которая привела Брюнхильд к несчастью, заключается в том, что она согрешила против святости данного ею слова. Она торжественно поклялась, что выйдет замуж за самого сильного и бесстрашного человека в мире, а когда поняла, что нарушила свое слово – по ведению или по неведению, – ее честь и она сама оказались разделенными. «Так происходит с теми, чьи обещания оборачиваются против них» – этими словами Брюнхильд проклинает саму себя, и это проклятие включает и этическое унижение, и страх будущего, по мере того как буря неудачи собирается вокруг нарушения данного обещания. Увидев кольцо Андварнаут на руке Гудрун, она предвидит «страшную распрю», причиной которой стала ее неисправимая ошибка.

И катастрофа обрушивается незамедлительно. Брюнхильд вышла замуж за Гуннара, и они полюбили друг друга. Гуннар-коннунг не был ее суженым, но брак их не был несчастным, до тех пор пока Брюнхильд верила, что именно он с честью прошел испытание огнем. Залогом счастливого брака стало то, что Брюнхильд считала Гуннара равным себе – по знатности, богатству, силе и доблести, ибо только равный мог стать мужем женщине, превосходившей всех других. Величие Брюнхильд проявлялось во всем, но в ту минуту, когда она узнала правду, ее любовь преобразилась и превратилась в ненависть к Сигурду («Сага о Вёльсунгах»).

В современной жизни трагедия любви заключается в том, что чья-то страсть осталась безответной; Брюнхильд же погибает оттого, что не может быть с тем, с кем обменялась клятвами верности. Передать чувства Брюнхильд современными словами невозможно, поскольку слова выражают лишь то, что существует. Абстрактные понятия, такие как любовь и дружба в понимании древних, передать современным языком практически невозможно.

Дружба, в древнем смысле этого слова, подразумевала холодный расчет и безраздельную преданность, а самооценка и самозабвение росли в одинаковой пропорции; дружба поддерживалась вовсе не привязанностью друг к другу, наоборот, узы дружбы способствовали усилению привязанности и ее сохранению. Радость дружбы заключалась в приятных разговорах, когда ум сливался с умом; тем не менее главным условием доверия было полное подчинение, которое, по нашим представлениям, вытекает из духовного взаимодействия. Из «Саги о названых братьях» – Торгейре и Тормоде – мы узнаем о дружбе, способной преодолеть размолвку и саму смерть. Когда Торгейр был убит, его убийца бежал в Гренландию; Тормод, дружинник и скальд Олава Святого, отправился за ним. За ним гонялись, как за диким зверем, он прятался в прибережных пещерах и на каменистых островках в море, обменивался одеждой с бродягой, получил множество ран в стычках с недругами, но вернулся домой с секирой, за которой числилось пять убитых – так он отомстил за своего друга. Тем не менее речь идет не о самопожертвовании, а о чести. Дружба – это воля, но такая воля, которая рождается в подсознании, презирая склонность или отсутствие склонности, которые диктуются моментом.

Преданность воина – одна из самых древних и прочнее всего укрепившихся добродетелей германского характера. Цивилизованный римлянин в изумлении смотрел на дружину вождя, которая сражалась до тех пор, пока сражался он сам, и добровольно разделяла с ним его плен. Для консервативного римского ума чистосердечная преданность варварских воинов была великолепным примером верности своему долгу. Тацит понимал, что эта верность была безграничной, и не мог подобрать для ее описания иных слов, кроме тех, что характеризовали преданность своему долгу; но тот, кто сам испытал радость боя, вряд ли думал, что энтузиазм, поддерживавший волю людей, порождается чувством долга. В истории сотня лет иногда проходит как один день, и чувства людей вряд ли сильно изменились по сравнению с чувствами поколений, которые сотрясали Европу в первые годы нашей эры.

В поэме «Хелианд» («Спаситель») святой Фома утверждает: «Человеку доставляет удовольствие быть верным своему господину, и он с готовностью умрет за него. Так и мы все: следуй за ним, считай, что твоя жизнь ничего не стоит, и умри вместе с королем на чужбине». И снова: промежуток времени, отделяющий автора «Хелианда» от Халльфреда Трудного Скальда, для духовной истории – пустяк, поскольку века в Германии и на Севере проходили по-разному. Для Халльфреда гибель короля Олава стала самым большим горем:

Речем же о кончине!
Час пришел печальный.
Мертв – как мне то молвить? —
Мощный вождь полнощный.
Многим в зло из блага
Людям смерть та стала.
Смутен мир от скорби
По сыне Трюггви ныне[96]

.