Если человек хотел получить хамингью непосредственным образом, то должен был довериться человеку, который в данный момент не имел для этого готового слова; северянин брал его за руку и просил сообщить свое желание прикосновением – так создавался мост, с помощью которого желание и обещание переходили от одного человека к другому. Во время помолвки человек передавал свою родственницу другому, предложив ему свою руку. Соглашение, или «сговор», закреплялось битьем по рукам – рукобитием; в северной юридической процедуре имеются выражения «закрепить» или «фиксировать» клятву, свидетельские показания и решение суда, которые говорили о том, что человек дает обещание предоставить улики или подчиниться решению суда. Это доказывало, что материальное вознаграждение не было главным условием признания обещания.
При заключении брачной, торговой или любой другой сделки участники «ударяли по рукам» или обменивались рукопожатиями, скрепляя уговор действием. Рукопожатие помогало передать другому человеку собственность, ведение судебного процесса или ответственность. «Мы хотим подтвердить тот факт, что ты соединил меня с этой женщиной по праву закона и обещал мне ее приданое, скрепив это рукопожатием, – таков мой сказ безо всякой утайки». Так, этот ритуал в «Грагасе» и эти слова сначала понимали буквально, что право находится в предложенной руке и переходит от одного человека к другому во время рукопожатия. Поскольку обе партии понимали законность сделки и ощущали изменения в своей душе, когда право или ответственность переходили от одного человека к другому, рукопожатие считалось законным подтверждением сделки, и закон теперь мог определить, что соответствует ему, а что – нет. Согласованную сделку можно было разорвать, заплатив две унции, как записано в датском законе Скании, но если она была скреплена рукопожатием, то для ее расторжения нужно было выложить уже шесть унций. Если словесные обещания и рукопожатия рассматривались как две крайности, то они будут противоположны друг другу; самый сильный комплимент для честного человека звучал так: «Твои обещания нерушимы, как рукопожатия».
Древние люди не меньше нашего боялись, как бы их не обманули при продаже и покупке, скорее даже больше; но характер этих опасений определял тот факт, что сделка в те времена имела совсем иное значение, чем теперь. Она заключалась в обмене подарками, что всегда означало союз и братство; смотреть на вещь и не обращать внимания на ее владельца – совершенно немыслимая вещь. Никто не мог купить коня или оружие без того, чтобы не приобрести дружбу их владельца, а с ней – и дружбу всего клана; пока сила меча и польза, которую приносило животное, содержали в себе удачу, никто не мог избежать влияния другого человека. Чтобы стать владельцем оружия или коня, необходимо было завязать отношения с большим кругом людей, которому они когда-то принадлежали. И такое приобретение – одновременно вещи и ее души – германцы и называли сделкой; они договаривались о покупке вещи точно так же, как о дружбе и браке.
Задолго до того, как германцы вышли на историческую сцену, они в определенной мере превратили бартер и союз в покупку. Само слово «сделка» – в древнескандинавском языке kaup, в англосаксонском – сеар, было производным от латинского саиро. Это говорило об определенном опыте в торговых делах и одновременно сохранило для потомков временную победу старого мышления. В тот промежуток времени, когда, в самом начале нашей эры, это слово попало в Северную Европу, и временем, когда в ней были составлены своды законов, цена вещей стала зависеть от их ценности в глазах владельца; золотое кольцо стало верховодить в шкале стоимости, и его стали делить на одну, две, три и более мелкие части; богатства превратились в капитал, дававший проценты, а земля стала чем-то вроде сдачи, которая могла переходить из рук в руки. Из людей, живших дарами земли и скота и улаживавших счеты между собой, расплачиваясь плащами и скотом, германские племена превратились в торговые народы, занятые сельским хозяйством и разведением скота, которые расплачивались ярдами ткани или головами скота. Эти фундаментальные изменения в экономике неизбежно привели и к переменам во всех институтах их жизни – и ярче всего это демонстрируют брачные обычаи, где выплата денег невесте обеспечивала финансовое благополучие жены и даже гарантировала ей приличную пенсию в случае смерти мужа. Такое преобразование германского мира привело к неизбежной эмансипации вещей, поскольку они, рано или поздно, должны были порвать свои связи с кланом и общиной и научиться странствовать из одной земли в другую. Люди же начали осваивать премудрости торгового дела, в котором накапливают товары только для того, чтобы потом продать их с максимальной выгодой для себя.