Ким Ир Сен наверняка хорошо усвоил этот политический урок и уже после смерти «учителя» творчески применил методы Сталина в своей деятельности. Но над советским лидером не довлел «внешний фактор» в виде мощных «покровителей». Поэтому для Кима последствия борьбы с ориентированными на иностранные державы политиками могли оказаться непредсказуемыми. Однако он пошёл на этот риск. В декабре 1955 г. в КНДР озвучили новую политическую концепцию – идею «чучхе», призванную стать альтернативой советской и китайской моделям социализма. Столь ранний – ещё до развенчания культа личности Сталина – выбор самобытного пути развития указывал на то, что Ким уже воспринимал себя как самостоятельного игрока, а не проводника курса СССР или КНР.
Вскоре последовал ещё один демонстративный шаг: северокорейский лидер не поехал в Москву на XX съезд КПСС. Политическая интуиция не подвела: критика Хрущёвым деятельности Сталина ничего хорошего ему не предвещала. И в самом деле: по возвращении делегации, возглавлявшейся одним из заместителей Ким Ир Сена Цой Ён Гёном[582]
, которая проинформировала пленум ЦК ТПК о его итогах, в конце апреля состоялся III съезд партии, на котором оппозиция, сформировавшаяся под советским и китайским влиянием, попыталась поднять вопрос и «культе личности» Ким Ир Сена. Эти действия успехом не увенчались, однако некоторые из оппозиционеров смогли встретиться с главой делегации КПСС Брежневым и сообщить много негативной информации о положении в стране и партии. По приезде в Москву тот отразил свои впечатления в форме отчёта для ЦК КПСС, констатировав, что прошедший съезд ТПК не был проникнут духом XX съезда, а критика культа личности Ким Ир Сена практически не прозвучала[583]. Приблизительно в том же духе информировал Москву советский посол в Пхеньяне В. И. Иванов[584].О первом («неофициальном») приезде Ким Ир Сена в Москву по пути в европейские социалистические страны стало известно из краткой информации в центральных советских газетах, где сообщалось, что делегацию КНДР встречали и провожали первый заместитель председателя Совета министров СССР Микоян и посол КНДР в СССР Ли Сан Чо. Кима в ЦК КПСС приняли Хрущёв, Микоян и Брежнев, а в Совете министров – Булганин[585]
.Скорее всего, Хрущёв и Микоян вели с Ким Ир Сеном переговоры, но достоверная информация об их содержании и принятых решениях пока недоступна. Во время второго, уже официального, пребывания в Москве (6–13 июля) Ким Ир Сену был оказан прохладный приём, высказаны критические замечания и «рекомендации». Примерно в таком же духе рассуждали и в Пекине, где были недовольны возросшей независимостью политика, которому удалось удержаться у власти в 1950–1953 гг. благодаря помощи Китая. После окончания войны Ким всё более настойчиво просил северного соседа вывести свои вооружённые формирования, но в Пекине под различными предлогами делать это не торопились.
Дополнительную важность «корейскому вопросу» придавало то обстоятельство, что в США после окончания XX съезда КПСС достаточно чётко проявилась тенденция объявить именно Сталина главным инициатором развязывания войны в Корее, и в Вашингтоне стали ожидать, что СССР признает данный факт. Параллельно недовольство назревало и в самой Северной Корее. Так, в ходе одной из бесед в МИД СССР посол КНДР Ли Сан Чо[586]
проинформировал о своём негативном отношении к происходящему на родине.Усилившаяся за время отсутствия Ким Ир Сена оппозиция, рассчитывая на поддержку извне, приступила к решительным действиям. Однако попытки открытого выступления нескольких высокопоставленных партийных функционеров на состоявшемся 30–31 августа Пленуме ЦК ТПК завершились их исключением из состава руководства, а некоторых даже из партии. В день закрытия пленума в Москву поступила первая тревожная телеграмма из посольства СССР, на следующий день – ещё одна. Кроме того, 3 сентября с личным письмом к Хрущёву с просьбой вмешаться обратился Ли Сан Чо. Его вновь приняли в МИД СССР, а затем в Международном отделе ЦК КПСС, обещали помочь в реабилитации исключённых оппозиционеров и предъявить Киму официальные претензии[587]
.Из Пекина также поступила информация, что Мао Цзэдун не исключал возможности отстранения северокорейского лидера от управления партией и государством. Тем более что к тому моменту покинули свои посты некоторые руководители стран социализма – М. Ракоши в Венгрии, В. Червенков в Болгарии, назрел вопрос об освобождении Э. Охаба в Польше.
Разобраться в ситуации на месте поручили Микояну, 4 сентября вылетавшему в Пекин во главе партийной делегации для участия в VIII съезде КПК. Как мы отмечали выше, опыт по этой части у него имелся, когда в апреле он побывал с инспекционной поездкой в Северном Вьетнаме, результатом которой стало исправление «перегибов» при проведении там аграрной реформы и освобождение от должности генерального секретаря Партии трудящихся Чыонг Тиня[588]
.