Эпоха Закатного солнца (СИ)

За северными горами, отделяющими Эттинсмур от Нарнии, если пройти еще пару тройку дней, начинается страна умных великанов, Харфанг. Земли у них не много, да и почти все время она покрыта льдом и снегом, но в летние несколько месяцев находиться там очень приятно. Великаны этой страны были чуть меньше обычных Эттинсмурских, но намного больше человеческих созданий. Жили они тихо, войны никакой не вели, в отличие от соседей, именно поэтому прозвали их умными. Эттинсмурские великаны очень любили пошвыряться чем-нибудь с гор, будь то камни и валуны или же деревья и живые существа. Потому-то Верховный король Нарнии в Золотой век не раз отправлялся войной, чтобы приструнить распоясавшихся соседей. В Харфанге же ценили спокойствие и некоторую неторопливость, особенно, во время ужина.

Границу их не отделяют никакие постройки ни от Эттинсмура, ни от пустоши. Хоть и умны эти великаны, но в сказания не верят. Историю своего народа они не учили, потому, как время это было бесполезным, им привычнее рубить деревья на дрова и обогревать свои жилища.

Привыкшие к почти круглогодичному холоду жители Харфанга не сразу заметили, что очень рано потемнело, и темнота эта обладала не доброй аурой. Словно пятно гуталина растеклась она по небу, заслонив зимнее солнце. Немногие великаны заметили, что происходит что-то очень странное, пока не раздался пронзительный клич, заставляющий уши болеть.

Огромный змей пролетел в небе над Харфангом, издавая неприятные слуху звуки. Каждое крыло его было таким же огромным по размеру, как и он сам, а морда заканчивалась не то клювом с зубами, не то просто вытянута была как у рыб. Страх он нагонял одним своим видом, не говоря уже о том, что паника посещала всех, кто видел огонь, выходящий из пасти этого чудовища.

Змей тут же получил название от великанов — Шаркань, потому что вспомнились сразу былины предков, где о змеях таких говорилось. Не вспомнились конечно детали, как убить или задобрить, но название прочно засело во всех умах.

Он пролетел весь путь от незащищенной границы до Харфанга, останавливаясь лишь за тем, чтобы съесть пару великанов, которые только в два с половиной раза были меньше его. Одного такого северного жителя хватило бы наесться, если бы не испытывал он постоянный неутолимый голод. Остановил свой путь совсем Шаркань, взобравшись на столичный замок. И раздался такой рев, что слышно его стало и в Эттинсмуре и в Дориате.

Вавилия видела происходящее с одной из восточных башен. Страх впервые окутал ее храброе сердце, ноги не слушали и не хотели идти, а руки дрожали. Зверь этот, пришедший из пустоши, казался страшным сном, что не посещали лоддроу уже очень много лет.

— Он так и не двигался? — на башне появился мужчина с огромной кружкой горячего отвара.

— Будто впал в спячку, — коротко отрапортовала Вавилия.

Мужчина, поднявшийся на дозорную башню, был сереберистоволосым, как и все лоддроу, но цвет его отдавал сединой, что придавало ему уважения. Лицо его казалось вечно недовольным, и было оно испещрено шрамами, что получил он во время войн. Имя его было таким же воительным, как и он сам, и звали его Ареам.

— Затишье перед бурей, — ответил мужчина, вглядываясь в сторону побежденного Харфанга.

Более недели уже сидел Шаркань на крыше замка и не двигался, а великаны все бежали за горы, в Эттинсмур. В Дориате было объявлено военное положение. Каждый из лоддроу, даже дети, стремились отправиться в поход немедля, но приказ военачальника не мог обсуждаться и тем более нарушаться. Дориат выбрал выжидательную позицию. А ждали они возвращения своих разведчиков, которые отсутствовали уже третьи сутки к ряду.

— Я слышала, Иссорин завел друзей в Нарнии? — изо рта девушки шел пар, как и от кружки с отваром трав, который ей приходилось пить, чтобы не околеть совершенно.

Лоддроу хоть и морозоустойчивые, но не совсем ледышки, чтобы не чувствовать холода вовсе. Их кровь не так горяча, как у людей, но тоже имеет свойство стыть в жилах. Да и никто в Дориате не желает смерти от мороза, так как это считается самой позорной смертью.

— Твой брат, вот у него и спрашивай. — Усмехнувшись, проговорил Ареам. — Ты зря к нему так относишься. В наше время не угадаешь, когда умрет тот или иной лоддроу.

Вавилия знала это и без отцовских наставлений её командира. Раньше свое отношение девушка обосновать могла назойливостью младшего брата, сейчас же — страхом. Она любила Иссорина больше всех в этой жизни, и страх, что стал таким ощутимым совсем недавно, заставляет ее сердце трепетать, потому она его отталкивает дальше. Чтобы он не страдал, когда и если её убьют. Или чтобы не страдала она, когда и если убьют его.

— Кажется, кто-то приближается, — проговорила быстро лоддроу, вглядываясь в двигающуюся тень.

Конь остановился нехотя, потревожив ночную тишину границы своим недовольным ржанием, в седле его лежал всадник, которого несколько дней назад отправили на разведку. Ареам тут же прощупал пульс прибывшего, чтобы убедиться, что он жив. Сердцебиение едва ощущалось, но парень был без сознания.