Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…

А вот подлодки — это да! Чёрные туши, погружённые в воду…. И логика с воображением, достраивали диаметр окружности подводного корпуса. А маленькие фигурки на спине левиафанов говорили о размерах…. Впечатляло.

Потом, когда докрутило, доиграло, изумлённый генерал переспрашивал:

— Сколько тонн? Четырнадцать? Как у броненосцев…. А скорость 30 узлов? Под водой? О господи, я не спрашиваю про вооружение….

* * *

На возвышении юта, где вертолётная площадка, холодный ветер, свист турбин, молотящие воздух винты. Имперские "господа-товарищи" взирая на воющую машину с укромно прятанным трепетом, ссутулились, сжались, непроизвольно, от пронизывающего ветра, от опасения мельницы лопастей над головой.

По левому борту притулился "Скуратов". На палубе только Престин и его помощник — для них это зрелище тоже впервые и ничто не мешает им смотреть.

Первым Ширинкин — полез в проём сдвижной двери как в прорубь. Глаза человека жили отдельно, крича: "боимся"! Его жандармы наверняка были заранее благодарны, когда их отстранили от воздушной службы. Зато охранять императора вызвался старший лейтенант, да ещё с таким воодушевлением….

"А ведь Волков, кстати, был одним из тех, кто рьяней и презрительней всего осуждал Романова в слабости, — вспомнил капитан, — а тут такая подножка. Парень наш воинственен, а царь хоть и не тянет на полновесного полководца, однако неожиданно оказался весьма и загадочно крут.

Не теряем ли мы нашего бравого морпеха?

Да нет, должен понимать, что его специфика куда как шире, чем просто быть при царе охраной.

Давая Волкову порезвиться, как в случае того безумного экспромта на снегоходах и катере, можно поспустить его воинственный пар. Но в тоже время это повод повышать амбиции. Хотя парень он, не смотря на гору мышц, не глупый.

В конце концов, мальчикам многого не нужно. Еда, пиво и чтоб шкура убитого им зверя прикрывала задницу. И женщина конечно. Следует потом расспросить его…, напрямую, чтоб знать уже — не строит ли он карьерные планы? Какой солдат не мечтает стать генералом".

Следом за Величеством в вертолёт кильватером полезли адмиралы. Съехала, закрываясь, дверь, машина набрала обороты, плавно отрываясь от площадки.

"Молодец Шабанов, не рысачит. А то как…, - капитан хохотнул, — как по салону понесёт памперсным запахом! Да, ничего. Ветрено, но без порывов. Так что безопасно. Зато туман ушёл, солнечно — далеко поглядят. Ещё одно зрелище. Минут на пятнадцать полёта им за глаза хватит".

Сзади шумно задышал и чихнул Шпаковский:

— Вот зараза! Простудиться ещё не хватало. Я установил.

— У всех?

— Да-да. Хоть и у Их Величества каюта побольше, но вдруг они решат посовещаться у того же Ширинкина. А адмиралам так, на всякий случай.

— Не найдут?

— Обижаешь….

"Ерунда это конечно, — Черто #769;в, — не та компания в попутчиках у царя, чтобы обсуждать серьёзные вопросы — как ему наши предложения…, услышать вообще его взгляды на нас, планы. Но мало ли…".

— Интересно, а Романов часом сам с собою не разговаривает в минуты одиночества?

— Так э…, а ты про это? Может и побормочет чего. Я ж ему камеру аккурат на рабочем столе воткнул, как лампу. Тетради там стопочкой, карандаши-ручки, если вдруг поработать вздумает перед сном…. Он же любитель дневник вести. Правда, хрень всякую писал — про погоду и воро #769;н.

— Как-то не вяжется….

— Ну, да. Удивил сегодня Николаша. Может эти дневники вообще фальшивка? А давай у него спросим….

— А давай не давай! — Почему-то разозлился Черто #769;в, — и без того в голове мозги выкипают.

— Вертаются, никак? Что-то быстро.

* * *

"По улице слона водили". Иначе и не скажешь. Его Величество ходили, осматривали судно. Сначала прошлись по бытовым помещениям: спортзал и тренажёрная комната, сауна, бассейн, каюты команды (сам попросил). Оглядели библиотеку, камбузный блок. Затем была очередь технических и отсеков управления.

Практически везде встречались члены экипажа. Кто их надоумил и научил (капитан тихо фигел), но эти "негодяи", при виде царской особы, вставали и браво (не орали), но громко так: "Здравия желаем Ваше Императорское Величество!".

Романов всё это воспринимал как должное, но Черто #769;в-то видел — почти прикалываются. "Стервецы. Доиграются у меня".

Помимо вопросов по тем или иным техническим особенностям ледокола, Николай II нет-нет, но соскакивал на другие темы. Было понятно, что ледокол ледоколом — любопытно, интересно, но мысли императора витали в более высоких сферах. И личностных в том числе. На очередном вдумчивом перекуре, император, щурясь на испускаемый дым, с притворным равнодушием спросил:

— Скажите господин Черто #769;в, что говорят обо мне, там в будущем? Каково мнение людей и историков?

— Разное, Ваше Императорское Величество. История, она как проститутка, ложится под того, кто её имеет… э-э-э, уж простите за вульгаризм, кто её пишет.

Кто-то Вас хвалит, кто-то ругает….

— И в чём обвиняли? — Мгновенно сверкнул беспокойством монарх, — суть?

— Суть в том, что вы… не познали вкус власти. Не в полной мере.

— Вкус власти? — Отстранённо пробормотал самодержец, даже усы опустились уныло.