Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…

— Ага, — Андрей Анатольевич понимал, что на "Суворове" цепочка от телеграфистов, с дешифровкой, и вестовым к командующему займёт какое-то время.

"Опять же с нормальной реакцией Зиновия. Наш адмирал кажется, злонамеренно порой не реагирует на телеграммы. Либо отвечает с нарочитым запозданием".

Естественно не стал суетить, что "как только придёт ответ, так сразу…" — это само собой. А вспомнил ещё о более неприятных непонятках со связью — передатчик, отосланный в Петербург молчал. А так же два дня не удавалось связаться со "Скуратовым". До этого Престин как минимум раз в сутки производил контрольный радиообмен.

И об этом Андрей Анатольевич тоже не стал спрашивать, зная, что было бы что, немедленно известили.

* * *

Именно в этот час вице-адмирал Дубасов составлял подробный отчёт о чрезвычайном и трагическом происшествии для отправки курьером фельдъегерского корпуса.

Вслед за срочной и короткой телеграммой. В столицу. Лично императору.

Регулярные посещения высокими чинами парохода "Скуратов" естественно не остались незамеченными. Первыми индикаторами были писаки всех мастей, крутившиеся вокруг да около. Тот инцидент с участием матроса и британских подданных закончился ничем (в плане дознания) — у иностранцев оказались влиятельные покровители в Петербурге и дипломатическое прикрытие. Так что жандармский ротмистр, хоть и имел особые полномочия, не смог (не успел) даже провести пристрастный допрос.

Потом весь видимый интерес к "Скуратову" подугас, перекинувшись на более весомые "персонажи".

Но после ухода эскадры Рожественского негласная охрана "объекта" стала докладывать о новых подозрительных и просто не в меру любопытных личностях.

Посовещавшись, Дубасов и ротмистр пришли к мнению, что выставлять наглядный вооружённый караул или ещё как-то усилить охрану — явно привлечь излишнее внимание.

Вице-адмирал в свою очередь предложил Престину снять пока радиостанцию пришельцев и поместить в более защищённом месте на берегу. Константин Иванович пообещал проконсультироваться по этому поводу с потомками, сославшись на возможные сложности с демонтажём. Как и на необходимость ежесуточной поддержки свя #769;зи, пока не стабилизируется ситуация у Карских ворот.

Разговор этот произошёл ещё до того, как эскадра Рожественского застряла.

Ночью Дубасова разбудили, сообщив, что в порту пожар — горит "Скуратов".

Как не спешил, но на пристань вице-адмирал прибыл уже, когда огонь удалось погасить.

Здесь распоряжался жандармский ротмистр. По предварительному расследованию, удалось установить, что на пароход проникло двое посторонних. Почему на борту в это время оказался Престин, ещё предстояло выяснить, так как люди ротмистра осуществляли постоянное сопровождение капитана, в том числе и по городу, а так же приглядывали за членами экипажа. Но видимо проморгали.

Огонь вспыхнул именно в каюте, где находилась секретная аппаратура. При осмотре Дубасов обратил внимание, что она не только обгорела, но и была характерно изъедена кислотой. Что дало адмиралу повод предположить, что Престин ввиду угрозы секретности, успел вылить на неё содержимое бутылки со специальной жидкостью оставленной потомками как раз для подобной ситуации.

Это же подтверждали (по словам доктора осмотревшего раненого бессознательного капитана), следы на одежде и руках Престина.

"Скорей всего, Константин Иванович, не успевая, просто разбил бутылку об приборы, руками прикрывшись от брызг. И почему-то случился пожар. И если бы не пожар, шпионы, вероятно, что-то смогли бы унести и скрыться. А так — среагировала охрана, — адмирал пробежался взглядом по закопченной каюте, посчитав почерневшие, оплавленные блоки, — всё вроде бы на месте".

— Один убит. Одного удалось пленить, — ротмистр зыркал глазами, с подозрительным интересом оглядывая место происшествия, — при быстром допросе назвался поляком, но его пшеканье уж явно с английским акцентом. Опять британцы. Что ж им так тут намазано, а?

Адмирал словно и не услышал последнего вопроса жандарма, коротко указав на обгоревшие конструкции и провода:

— Это всё надо перевезти в другое место, предварительно заколотив от посторонних взглядов в ящики.

Вытирая смоченным платком никак не очищающиеся от копоти руки, Фёдор Васильевич мрачно смотрел, как жандармы выносили обёрнутые в парусину предметы палубу, где два плотника по-быстрому сколачивали тару. Далее всё сносили на берег и грузили в бричку.

Расстраиваться естественно было от чего. Адмирал уже мысленно составлял рапорт императору.

"А предварительно, с утра, надлежит отослать телеграмму. Связь с ледоколом (а через него и с эскадрой Рожественского) теперь только через радиостанцию, которая уехала в Петербург с царским поездом".

Фёдору Васильевичу хотелось держать руку на пульсе, а потому он посчитал, что, пожалуй, и ему лучше будет вернуться в столицу.