Эпопея эпохи легенд

Много лет назад, там, где теперь Бурунные топи бурлили, стояла деревня, и жили в ней искусные змееловы. Самым старым, а посему и опытным среди них слыл поджарый да высокий Нелюб. Однажды прознал он, что по деревне змей опасный ползает, скот ядом травит, да кровь тёплую пьёт из ещё живых тел. Решился тогда змеелов старый изловить эту напасть. Взял он короб из коры крепкой, съестного в дорогу и пошёл к реке, что за деревней начиналась. Поговаривал народ, что там, на реке этой, звавшейся Горень-рекою, логово змеиное было, откуда гад кровососущий приползал.

На берег Горень-реки постепенно опускались вечерние сумерки. Тихо, так что ни одна травинка не шелохнулась, вышел змеелов Нелюб на излучину. Увидал он тогда, что берега уже кишели змеями, от мала до велика. Схватил старец посох, орлиной головой увенчанный, что сам вырезал из ствола ели смолистой, да и наловил гадов полон короб. Шипели они, видно, проклятия ему посылая, и вот, среди высокой травы приметил Нелюб маленькую зелёную, почти неприметную, змейку. Опёрся он на посох, наклонился, чтобы лучше её рассмотреть, а змея вдруг промолвила человечьим голосом:

— Не губи меня, старец, я — простой гад речной, умысла дурного не имею. Ежели пощадишь меня, поведаю тебе об острове далёком, комом обойдённом, кречетом окружённый, надёжной силою из моря-океана поднятом. Отправляйся туда, и найдёшь ты то, чего жаждет твоя душа. Там деревья железные самоцветами алыми сочатся, золото с дубов-великанов спадает звонкое, по лугам бескрайним кони быстроногие скачут, а в теремах, что крепче камня любого, девки красные дожидаются. Дойди туда, и всё это твоим навеки будет, да только знай, что остров этот непростой — ведёт к нему дорога, как волос тонкая, как лезвие, острая, пойдёшь неспешно — она ноги твои до кости рассечёт, пойдёшь быстро — унесёт тебя океан бурный, отобедает рыба-кит, да и выплюнет остов твой в волну пенную.

Прислушался Нелюб, да и смекнул, что драгоценностей, которые на далёком острове покоятся, хватит, чтобы безбедно жить-поживать много лет. Снарядился он тогда в долгий путь. Шёл змеелов много лун, питался дикими травами да зверем лесным, пока не дошёл до берега синего моря. Вдруг видит — а на водной глади дорожка мерцает, тонкая, как волосок. Ступил тогда на неё Нелюб, и правда — удержала его воды морские, не дали пойти на дно! Вспомнил он наказ змеев, чтобы не медлил он, да и быстро не ступал, а ноги уж жжёт тропа тонкая, всё глубже в лапти врезается!

Долгой тропа через море-океан оказалась. Волны гневались, набрасываясь на Нелюба, точно чёрные люты. Алая тягучая кровь падала в воду, но старец продолжал идти, пока не оказался на большом острове. Там его встретили три зверя — рысь лесная, ком могучий да серый волк.

— Чей будешь, старче? — спросила рысь.

Рассказал ей Нелюб, что искал он остров, змеей указанный, богатствами полный. Удивились звери, и поведали о том, что остров этот гиблый, и что сотворил его небесный дракон, змию подобный. И что стоило неосторожному страннику пройти по тонкой морской дороге, как она исчезнет, словно её и не было, а путь назад не каждое судно выдержит…

Сосна оказалась очень большой, чтобы дотянуться до дупла, понадобилось карабкаться по стволу, сдирая кожу с рук. Всеволод, как более лёгкий, стоял на плечах Михаила и старался вытащить из дупла череп медведя. Острые зубы вонзались в кожу, на клыках уже виднелась размазанная кровь, отчего чудилось, что дух бера продолжает и после гибели охотиться.

Череп вытаскивался очень медленно и неохотно, сосна словно бы не хотела отдавать страшный клад, ставший за много лет с ней одним целым.

Слышался треск коры, вот из дупла уже показалась наружу морда, но внезапно Всеволод почувствовал, что падает. Вины Михаила, обещавшего поддерживать друга, в этом не было — мужчина сам упал в грязь, потеряв равновесие.

Сильный подземный толчок заставил насторожиться. Да, в Бурунных топях водились громадные змеи, но они ползали по тоннелям, плавно и осторожно, не вызывая никаких толчков. А тут словно бы кто-то крупный и неуклюжий с силой стремился вырваться из-под земли.

Если судить по силе, с какой трясло землю, этот кто-то сильно превосходил в размерах всех виденных здесь полозов!

С ужасом в глазах Михаил наблюдал, как дерево, явно прожившее больше сотни лет, вылезает из бурлящей грязи. Мощные корни, напоминавшие шеи драконов, вздымались всё выше, и то, что открывалось взору, пугало больше, чем любая ядовитая змея.

В нос ударил запах звериной шкуры, смрад гнилого мяса и перегноя. Сосновые корни обвивали тушу настолько большого медведя, что тот мог бы дать фору слону. Тело зверя покрывали раны и язвы, однако вместо крови из них изливался тусклый синеватый свет. Точно такой же исходил из левой глазницы — в правой ещё сохранился заплывший гноем глаз, хотя в условиях болота это казалось невозможным. Покрытые грязевой коркой изогнутые когти запросто могли бы пропороть даже металл, если бы он каким-то образом сюда попал.