Эпопея эпохи легенд

— Поговаривают, что в самом сердце чащи живёт ведьма, старая, как наша земля. Она видела, как действует Алатырь, знает, что на нём изображено. Но как до неё дойти, описано в свитках, недоступных простому люду.

— То есть, надо просто дойти до самой глубокой точки леса? Пошли, тогда, чем быстрее мы дойдём, тем скорее узнаем? — предложил Крестоплавский.

— Было бы хорошо, только у нас нет провизии, а идти придётся очень и очень далеко! — посетовал Всеволод. При этом от внимания Михаила ускользнул нехороший огонёк в глазах собеседника, — А идти назад надо через пчелиное поле, на котором мы свалимся без сил!

— А есть другой путь?

Наступило молчание. Наконец, рыжий сознался:

— Есть довольно опасный путь через Бурунные Топи, путь неблизкий, но всё же, это лучше, чем снова быть ужаленным! Вдобавок, там растут съедобные коренья и много клюквы, хоть какая-то пища, пока мы не вернулись в город!

— Дорогу покажешь?

— Конечно. Следуй за мной и пригнись, местные ели особенно колючи!

Стоило отойти от изрезанного мшистого камня, как из зарослей высунулись две головы, покрытых серыми капюшонами с искусной вышивкой.

— Не успели! Говорила же, надо было ползти быстрее! — досадно прошипела одна голова.

— Да как же быстрее, трава шелестит, нас бы услышали! Я итак, пока полз, покалечился! К тому же тут множество ядовитых гадов, одни жгучие жабы чего стоят! Стоит такой коснуться, кожу аж огнём жжёт!

— Остаётся надеяться, что они вернутся. Беззубый возомнил себя властителем времён года, что ж, пора показать ему, насколько опасными могут быть заблуждения. Одно дело травить байки среди собутыльников в зазнобоградском шалмане, и совсем другое — вмешиваться в суть мироздания. Ты, Мокей, сам-то помнишь, с чего началась история этого камня?

Мокей, тучный, парень с щетиной, торчащей так, будто его за подбородок драли все окрестные псы, кивнул, не сводя с камня глубоко посаженных глаз, наполненных благоговением и страхом.

— Давным-давно, когда земля только появилась из небытия, её окутывал зелёный туман. Он насытил землю первобытной силой, и она заполыхала огнём. Так опалённая земля породила почву, а из угасающего пламени вышла Горящая. Это была девица неземной красоты. Скучно стало ей на пустой земле, пригорюнилась она и пошла искать хоть какую-нибудь живую душу. Долго ли, коротко ли блуждала Горящая, да только не нашла она ничего живого. Тогда взяла она себя за косу, дёрнула, что есть мочи, да и бросила оземь. На том месте, куда волосы упали, пробилась первая на свете трава. Зацвела она, дала ягоды. Выросли ягоды наливные, упали на землю, и поднялись из них в неистовом танце три девки прекрасные. Многие лета спустя их за это так и прозвали — плясовницами. Куда бы ни ступали они, везде пробивалась трава, вырастали исполинские деревья. Вскоре вся земля стала душистым садом, да только слишком стало на ней деревьев много. Вытянули они из земли почти всю силу плодородную. Тогда взглянули девицы на свои сарафаны расшитые, да и сотворили по подобию узоров на них соха могучего, чтобы он траву лишнюю съел. Получился он чёрным, аки ночь, необузданным, как сама природа, вдобавок свойство имел доселе невиданное — исторгал он из себя такой студёный ветер, что на что бы он ни дохнул, всё тотчас снегом покрывалось.

Не было на древней земле такой силы, чтобы соха одолеть, в страхе он держал её обитателей. Три луны носился он по траве, а на их исходе решил сох дуб могучий повалить. Разбежался он, нагнул голову сохатую, да как ударит! Вошли рога в дуб, да там и остались.

Тогда проросли рога внутрь дуба, напитались живительной силой, а затем упали на снег, сохом оставленный. Явился из них старец. Огляделся он по сторонам, понял, какие бесчинства сох творит, да и решил его усмирить. Много дней и ночей выслеживал старец бестию, выкопал он яму посреди земли, заслонил её травой, сам схоронился за деревьями и стал ждать. И вот, увидал сох чёрный, что перед ним травяное раздолье, и снега не видать, да решил травы досыта наесться.

А старец не дремал, он из собственной бороды крепкий аркан плёл. Изготовил его, глядит — а зверь лютый уж всю траву с ямы пожрал, копытами вниз соскальзывает и ревёт, как северный ветер.

Выскочил тогда старец из-за дерева, схватил аркан крепкий, набросил на шею соха чёрного, а сам на спину запрыгнул.

— Ты, — молвил он, — я погляжу, зверь могучий, силы немерено, да вот только негоже землю бередить да траву студёным ветром гнуть! Лучше служи мне верой да правдою, будь мне скакуном могучим!