Эпопея «Нормандии – Неман»

И летом им приходилось не легче. В тех широтах солнце встает к 3 часам, а садится ближе к полуночи, так что механики даже не тратили время на возвращение в деревню, чтобы переночевать в избах. Они строили шалаши и спали прямо рядом с самолетами. Кроме того, им не хватало необходимых инструментов, технических руководств на французском языке, а главное – еды.

В Советском Союзе рацион механиков сильно отличался от рациона пилотов. Нас кормили почти приемлемо – давали, помимо прочего, масло, особый чай, дополнительные пайки для фронтовиков. Механики же большую часть пропитания добывали сами, как могли. Во французских ВВС они не привыкли к такой огромной разнице в отношении к летному и техническому персоналу. В итоге одни подворовывали, другие ловили местных кошек, чтобы хоть как-то обеспечить себе дневную порцию калорий, а советским гражданам это очень не нравилось.

Кроме того, в обмундирование пилотов входили теплые сапоги из собачьих шкур, механики же довольствовались обувью из войлока, а она плохо защищала от мороза и превращалась в губку во время оттепели.

Ко всему прочему, на авиабазах порой случались трагические происшествия, из-за которых пребывание на фронте казалось механикам еще страшнее. В самолетах модели Як-1 плохо работали пневматические системы и часто выходили из строя на морозе. Одному из моих французских механиков из-за этого оторвало руку пулей калибра 12,7 мм, когда он отлаживал пулемет, стреляющий через винт.

Нам доставалась вся слава. Мы были окружены героическим ореолом, который в свое время создали для истребительной авиации асы Первой мировой войны. О нас рассказывали в газетах и по радио, часто снимали на кинопленку и фотографировали в целях советской пропаганды. Анаши механики для граждан СССР оставались безвестным обслуживающим персоналом.

По всем этим причинам в начале августа они предпочли вернуться на Ближний Восток. И «Нормандия» обрела свою отличительную черту, сделавшую ее уникальным явлением в истории авиации: отныне ее летный состав был укомплектован представителями одного государства, а технический состав – представителями другого. Она стала единственным на фронтах Второй мировой войны франко-советским боевым подразделением.

25 Франко-русская дружба

Мы покидаем Хатёнки 18 августа. Наша задача – прикрытие с воздуха нового наступления, которое готовится в районе Ельни. Немцы 3 августа отступили из Орла. Они отступают по всей линии фронта, но не прекращают ожесточенных боев.

После долгого периода, проведенного в Хатёнках – мы пробыли там два с половиной месяца, – в ближайшие две недели нам предстоит часто менять пункты базирования: Городечня, Спас-Деменск, Мишково, Барсуки, Филатки, Слободка. Каждый такой перелет приближает нас к вражеским позициям, а также способствует укреплению дружеских отношений между французскими пилотами и советскими механиками.

Во время коротких передислокаций пилоты нередко везут механика с собой в узком отсеке между бронированной панелью за сиденьем и хвостовой частью Яка. Прекрасное доказательство взаимного доверия: ты знаешь, что с тобой в самолете, зажатый в тесном пространстве, ничего не видя вокруг, находится человек без парашюта, и его жизнь зависит от тебя.

А поскольку я всё делаю не так, как все, мне порой удается прихватить на борт и Зазуту – белую собачонку с коричневыми пятнами на брюхе. Я ее недавно подобрал, и она тотчас сделалась талисманом «Нормандии». Однажды в процессе одного из таких «пассажирских рейсов» я для развлечения сделал в воздухе пару зигзагов, а по приземлении увидел, что мой верный механик Александр Капралов выбирается из самолета с Зазутой на руках. Меня это удивило – обычно собака первой выскакивала наружу, чтобы надышаться свежим воздухом.

– Ее укачало, – пояснил Капралов.

И правда – едва он поставил Зазуту на землю, у нее разъехались лапы от слабости, и бедняжка грохнулась в обморок. У меня в самолете были шоколад и бисквиты, я привел питомицу в чувство и принялся откармливать ее вкусностями.

– Эй, лейтенант! Это же НЗ! – возмутился Капралов.

– Да наплевать, – отозвался я. – Если меня собьют, он мне уже не понадобится, пусть лучше собака съест. Хотя, надеюсь, все же не собьют…

С течением дней отношения между нами, пилотами и механиками, становились все доверительнее. В некоторых случаях завязывалась настоящая дружба – как между мной и Капраловым, Лефевром и Метеевым[48], Риссо и Угроватовым, де Сеном и Белозубом. Эти советские ребята, большинство которых были нашими ровесниками, демонстрировали на фронте поразительную преданность своим летчикам.

Перед каждым боевым вылетом у нас проходит один и тот же ритуал. Механик, ответственный за самолет, поджидает пилота и докладывает ему: «Товарищ лейтенант, всё готово – мотор, радио, пушка. Всё хорошо!» Дальше следуют улыбка, рукопожатие, и ты поднимаешься в кокпит без опасений, с полной уверенностью в своем летательном аппарате.