Эпос сербского народа

Третий гайдук с реди знакомцев Вука, Павле Ирич из нахии Ужицы, спел песню о «Юрьевой Ирине», включенную в этот сборник. Павле Ирич-променял‘жизнь гайдука на более спокойное ремесло и стал слугой у князя Милоша Обреновича. В г. Крагуевце (Сербия) Вук записал отрывки песни о змее-женихе от Анджелька Вуковича, родом из Косова поля. О том, как Вук переработал текст Вуковича, было уже упомянуто.

Словено-сербский поэт Лукиан Мушицрий, архимандрит монастыря Шишатовца и учитель Вука, собирал для него песни в Среме и на границе Славонии и Хорватии. Вук далеко не всегда сообщает, какие песни от какого гусляра и когда он получил; он стремился, как известно, преуменьшать роль своих помощников; особенно неприятна была ему помощь Мушицкого. Однако можно с уверенностью сказать, что три песни косовского цикла: «Гибель сербского царства», «Смерть матери Юговичей» и «Девушка с Косова поля» он получил от Мушицкого. У нас нет полной уверенности в том, что Вук сам записал песни от сремских певцов,, им упомянутых, и что песни их не прошли через руки ученого архимандрита и одописца. Сремские певцы были в большинстве случаев слепцы, калики перехожие, находившие пропитание у монастырских врат и церковных папертей. Сохранились некоторые, к сожалению весьма неполные сведения о слепой Степании (см. ее песни «Святой Николай», «Царица Милица и воевода Владета»), слепой Живане («Королевич Марко и вила»), слепой Ецы, ученице Живаны («Смерть воеводы Приезды») и неизвестной слепой из Гргуровца («Гибель сербского царства», «Девушка с Косова поля»).

Живана была весьма искусной исполнительницей народных песен, имевшей свой репертуар, составлявший некое идейное целое. «Постоянные стихи она — как все одаренные певцы — перерабатывала на свой манер, так что по ее стилю можно определить принадлежность песен (например «Найденыш Момир»)»,—пи!нет Латкович⁷¹. Именно анализируя стиль Живаны, С. Матич пришел к правильному заключению, что ей принадлежит песня «Королевич Марко и вила». Эти нищие певцы любили сюжеты апокрифические и легендарные; они также внесли значительный' вклад в Косовский цикл. Слепцы из Воеводины обращали особое внимание на роль женщин (сравнить образы девушки с Косова поля, царицы Милицы, матери Юговйчей, жены воеводы Приезды). Заметим, что песнь о смерти матери Юговичей, помеченная Буком «из Хорватии», вероятно, также принадлежит к сремскому репертуару. Даже в песне

о Королевиче Марко, записанной от трактирщика из Сент-Томаша Груи, этический элемент преобладает над героическим (см. «Королевич Марко и бег Костадин»), Песни сремских певцов слагались в старом стиле, без лишнего украшательства и сложных построений. Они архаичны по форме, традиционны и вместе с тем вносят новые мотивы в сербскую эпику. Специфическая краткая структура этого репертуара становится особенно ясной, если сравним запись песни «Смерть воеводы Приезды» Вука с растянутой песней в эрлангенской рукописи начала XVIII в. Следует заметить, что не все слепые гусляры были родом из Воеводины, где в городе Ириге существовала «академия» слепых певцов. Живана постоянно жила в г. Земуне (Срем), но была родом из Сербии; слепая Степания происходила из Ядра (области Подринья), однако репертуар этих сказительниц был типично сремский. Степания ходила по свету, может быть была и на Афоне, но снова возвращалась в Срем.

После Вука, как было уже упомянуто, сведения о гуслярах, на этот раз мусульманских, дал Лука Марьянович, раскрыв новые, неизвестные эпические области. Среди певцов «Матицы Хорватской» некоторые, как, например, Мехо Колакович, отличались индивидуальными чертами.

В начале XX в. исследователи югославского фольклора стали посвящать особое внимание «эпической среде» и технике гусляров, в то время как в XIX в. историки литературы скорее интересовались сюжетом, выясняли происхождение тем и мотивов, пути влияний, определяли заимствования, устанавливали «историчность» или «неисторичность» эпических героев.

Для того чтобы понять, как развивалось изучение техники устного народного творчества, следует обратиться к исследованиям эпического творчества народов Средней Азии. В 60-х годах XIX в. замечательный русский ученый В. В. Радлов записал тексты эпоса каракиргизов; его работа стала вскоре известна фольклористам всего мира. Радлов писал: «Эти песни ясно доказывают, что народная поэзия киргизов находится в своеобразном периоде, который лучше всего назвать «истинно эпическим периодом»»⁷².